Империй. Люструм. Диктатор. Роберт Харрис

хоть что-нибудь.

      – Он собирается произносить речь? – спросил Цицерон, пока мы шли за Паликаном по направлению к трибуналу.

      – Он не произносит речей, – бросил тот через плечо. – По крайней мере, до сих пор не произносил.

      – Это ошибка. Народ ожидает от него речи.

      – Значит, народ будет разочарован.

      – Какая жалость! – пробормотал Цицерон, обращаясь ко мне. – Я отдал бы полжизни, чтобы выступить здесь и сейчас! Только подумать: столько избирателей в одном месте!

      Но у Помпея не было опыта публичных выступлений, и, кроме того, он привык повелевать людьми, а не лебезить перед ними. Махнув рукой собравшимся, он вошел внутрь, Красс последовал за ним. Рукоплескания постепенно стихли. Люди остались стоять на форуме, не зная, что делать дальше.

      – Какая жалость! – повторил Цицерон. – Если бы я мог, то устроил бы им незабываемое представление!

      Позади здания трибунала находилось небольшое огороженное пространство, где магистраты после выборов ждали, когда смогут приступить к исполнению своих обязанностей. Именно туда, миновав охрану, провел нас Паликан. Через мгновение-другое появился Помпей. Молодой чернокожий раб протянул ему полотенце, и он вытер пот со лба и шеи. Около дюжины сенаторов выстроились цепочкой, чтобы поприветствовать его, и Паликан заставил Цицерона втиснуться в середину. Сам он отошел назад – туда, где уже стояли Квинт, Луций и я, наблюдая за происходящим.

      Помпей шел вдоль строя сенаторов и пожимал каждому из них руку. Позади него двигался Афраний и шептал ему на ухо, кто есть кто.

      – Рад встрече, – повторял Помпей. – Рад встрече. Рад встрече.

      Когда он подошел ближе, я смог более пристально рассмотреть его. Несомненно, у Помпея был благородный вид, однако на мясистом лице отражалось неприятное тщеславие, а величественная отстраненность еще больше подчеркивала откровенную скуку, которую на него навевали все эти невоенные люди. Вскоре Помпей дошел до Цицерона.

      – Это Марк Цицерон, император, – подсказал ему Афраний.

      – Рад встрече.

      Он уже хотел двинуться дальше, но Афраний взял его за локоть и зашептал:

      – Цицерон считается одним из самых выдающихся защитников города и много помог нам в сенате.

      – Вот как? Гм, что ж, продолжайте и впредь трудиться так же.

      – Непременно, – торопливо заговорил Цицерон, – тем более что я надеюсь в следующем году стать эдилом.

      – Эдилом? – Похоже, это заявление позабавило Помпея. – Нет-нет, едва ли. У меня на этот счет другие соображения. Но хороший защитник всегда может понадобиться.

      И с этими словами он двинулся дальше.

      – Рад встрече. Рад встрече…

      Цицерон невидящим взглядом смотрел перед собой и с усилием сглатывал слюну.

V

      В ту ночь – в первый и в последний раз за все годы, которые я прослужил у Цицерона, – он вдребезги напился. Я слышал, как за ужином он поссорился с Теренцией. Это был не обычный обмен колкостями,