Первый Феникс. Анна Гращенко

рванулся следом, но смех зазвучал вновь уже вдали – гнаться не было смысла. Он медленно зашагал следом, заглядывая в открытые палаты. В комнатах находилось по пять-десять кроватей, почти на каждой спал человек. Кто-то уснул с раскрытой книгой в руках, кто-то сбросил одеяло из-за жары. Юра быстро переходил от одного круга света к другому, прислушиваясь, – теперь смех зазвучал совсем тихо, с другого этажа. Он постоял несколько минут на месте, дожидаясь, пока голос раздастся вновь, чтобы определить направление.

      – Почему ты в одних трусах?

      Кто-то дернул его за край боксеров, чуть не стянув их. Юра резко оглянулся, но в темноте никого не увидел. Зато услышал заливистый смех, совсем рядом.

      – Потому что я спал.

      – Все спят, – обиженно сказала девочка. – Никто не хочет со мной играть.

      – Давай я поиграю. Хочешь?

      Он не узнавал свой голос. Тихий, низкий, колючий.

      – Хочу!

      – Во что мы будем играть?

      – В салочки! Ты водишь!

      Детская ладошка хлопнула по его ноге, раздался смех и быстрые шаги крохотных ножек. Юра побежал следом наугад – девочка смеялась то спереди, то сзади, то с других этажей. Парень в ужасе осознавал, что только что говорил с фениксом.

      Девочка, маленькая девочка. Он не видел лица, но сколько ей? Четыре-пять, не больше. Она еще неумело говорила, склеивая слова в один большой резиновый мяч, который гулко бился о стены. Он не сможет. Охотник остановился, глядя перед собой. Дети не должны становиться фениксами, он просто не сумеет справиться с этим, даже у себя в мыслях.

      Впереди бледнели восемь продолговатых ламп, откидывавших ровные круги света на потертый охристый линолеум. Столько же позади. В густой тишине раздался громкий щелчок – самые дальние лампы с обеих сторон погасли, сократив коридор на несколько метров и спереди, и сзади. Пространство за границей крайних пятен света съедалось, сжималось и, издав неслышный никому истошный вопль, исчезало.

      – Ты не играешь! – раздался обиженный крик из глубины темноты.

      – Извини, – Юра с трудом изобразил слабую улыбку. – Я задумался.

      – Ты плохой во́да.

      – Какие еще игры тебе нравятся?

      Голос девочки звучал то совсем рядом, то сразу отовсюду.

      – В прятки тоже весело играть!

      – Хорошо, я сосчитаю до десяти, а ты прячься.

      Он никогда не сможет даже подумать об этом.

      – Нет, искать буду я.

      Девочка то ли заскучала, то ли рассердилась. Юра услышал негромкий хлопок от того, что она топнула ножкой. Детский звон исчез из голоса.

      – Ты обиделась?

      – Раз.

      – Эй, – он неуверенно пошел на голос, – иди сюда, не дуйся.

      – Два.

      – Как тебя зовут?

      – Три.

      Голос рос, крепчал, грубел. Из серого он стал иссиня-черным и шершавым, как щебень.

      – Меня – Юрой.

      – Четыре.

      – Ну, ты же большая девочка, а ведешь себя, как малышка.

      – Пять, –