Капитан первого ранга. Патрик О`Брайан

на шканцах офицеров мгновенно помрачнели. Произнесенные вполголоса слова подслушали просиявшие канониры у карронад, и вскоре с полубака донеслось «ура». Капитан скорее по привычке, чем по необходимости распорядился: «Переписать всех крикунов, мистер Куорлз», но известие уже донеслось до моряков у грот-мачты и оттуда мгновенно распространилось по всему кораблю, вызвав у рядовых матросов вопли восторга. Как же, их теперь ждут свобода, жены, подруги и прочие радости безопасной сухопутной жизни.

      По правде говоря, и в голосе капитана Гриффитса не было должной суровости. Всякий, заглянувший в его близко посаженные глаза, заметил бы в их глубине потаенную радость. Да, со службой покончено, она растаяла, как клубы табачного дыма, но никто на свете не знает, какой семафор он еще может передать. Старательно скрывая свои подлинные чувства, Гриффитс с неожиданной для него учтивостью пригласил своих пассажиров, старшего офицера, вахтенных начальника и мичмана отобедать у него пополудни.

      – Удивительное дело – наблюдать, как радуются моряки, радуются благам мира, – обратился к капеллану Хейку Стивен Мэтьюрин. Обратился просто так, чтобы не быть невежливым.

      – Пусть порадуются. Все ж таки блага мира. Ну как же иначе, – отвечал капеллан, у которого не было ни пенсии, ни накоплений; он твердо знал, что, едва «Чаруэлл» придет в Портсмут, его спишут. Отец Хейк не спеша вышел из кают-компании и, оставив капитана Обри с доктором Мэтьюрином одних, в молчаливом раздумье принялся мерить шагами шканцы.

      – А я-то думал, что он обрадуется, – заметил Стивен Мэтьюрин.

      – Странный вы человек, Стивен, – произнес Джек Обри, с приязнью посмотрев на него. – Вы уже столько времени плаваете, и, кроме того, никто не посмел бы назвать вас глупцом, но о жизни моряка вы знаете не больше неродившегося младенца. Неужели вы не заметили, какими мрачными были Куорлз и Роджерс, да и все остальные? Для нас самая большая опасность во время войны – это опасность заключения мира!

      – А я приписал общую подавленность тревожной ночи – длительное напряжение, недостаток сна. Хотя не скажу, чтобы кто-то боялся драки. Кстати, капитан Гриффитс был в превосходном настроении.

      – Да неужто? – Джек зло прищурился. – Отчего же не повеселиться капитану первого ранга? Он получает свои десять шиллингов в сутки, и, если кто-нибудь из стариков отдаст концы или пойдет на повышение, капитан может занять их место в табели о рангах. Гриффитс уже в годах – ему лет сорок, если не больше, но, если ему повезет, он умрет адмиралом. Речь не о нем. Мне жаль других – лейтенантов, которые будут сидеть на половинном жалованье и едва ли смогут получить в командование корабль, не говоря о повышении. А что сказать о несчастных гардемаринах, которые теперь уже никогда не получат офицерского патента? И, разумеется, даже половинного жалованья. Им остается поступить на флот к торгашам или чистить господам сапоги перед Сент-Джеймским парком. Вы не слышали старую песню? Я напою вам куплет. – Промурлыкав мелодию, капитан Обри негромко запел:

      Джек