Вероятно, дьявол. Софья Асташова

известной героиней Набокова.

      О Джузеппе Ди Джакомо я узнала случайно, блуждая на страницах «Википедии» в категории «Философы Италии». Конечно, академик Ди Джакомо не так известен в России, как его соотечественники – Аквинский, Адорно, Агамбен, но две его работы переведены на русский язык. И, бинго! – напрямую касаются темы моего диплома – взаимоотношения эстетики и литературы.

      Конечно, мне понравился седой мужчина в васильковом галстуке, с худым, испещрённым скульптурными морщинами лицом, и я отправилась на встречу от Итальянского института культуры, где он представлял свои, вышедшие на русском языке, книги. На встрече я сначала заскучала: «…образ, на самом деле, это вещь, и вместе с тем не-вещь: это парадокс «реальной нереальности». А потом проснулась от другого, прозвучавшего вслух, парадокса: «Достоевский никогда не был романистом!» Вот это интересная история, которой, если повезёт, я смогу удивить Мастера. Я купила обе книги и побежала читать, чтобы успеть к следующему семинару.

      А про Ло… про Ло вы и сами всё знаете.

* * *

      Будучи студенткой второго курса, я не искала повод снова увидеться с Профессором и дожидалась начала занятий, надеясь, что к тому моменту, обременённый учебными приготовлениями, он не вспомнит о моём стыдном побеге с выставки.

      Занятия мастерской стоят в расписании по средам. Замечательный день – среда, всегда любила среды. К среде ты уже влился в неделю, чувствуешь себя как рыба в воде, плывёшь вверх по течению на волнах предвкушения выходных, ведь ожидание всегда лучше реальности. Выходные я обычно проводила на тройку с минусом – шаталась по бульварам, ела пинсу или сэндвичи, брала там и сям кофе навынос, читала у открытого окна при бледном свете луны. Изредка у меня случались приступы продуктивности, когда я просыпалась ни свет ни заря и выливалась на бумагу, пока не иссякну. Тетрадь распухала от исписанных страниц. В прошлом году по субботам у нас были пары – мои любимые после семинаров в мастерской – визуальный язык английской поэзии. Их я никогда не прогуливала. После пар я не сразу иду домой, а сначала захожу в супермаркет на Покровке и покупаю творожки и бутылку дешёвого вина. Прихожу домой, съедаю творожки, а потом, когда закат бросит рыжий отсвет в окно, открываю бутылку вина, пью, разбавляя льдом, пока не засыпаю в одежде под пятый сезон «Клана Сопрано» или «Прослушки», мечтая о таком мужчине, как Омар или Тони. Воскресенья были одинаковыми и стирались из памяти. Время до понедельника тянулось медленно. Я старалась спать как можно дольше, чтобы убить время.

      Я смотрю на закат. Не уверена, какое сегодня число, но нащупываю приближение сентября по букетам цветов, которые начинают продавать в супермаркетах на кассах и в отделах сезонных товаров. Встав утром у окна и вдохнув холодный воздух, я понимаю, что уже сентябрь. По тротуарам плывут яркие головки гербер, вяленькие хризантемы, грустно-сиреневые гладиолусы, орхидеи и пышные белые капроновые банты, подрагивающие в такт раскачивающимся из стороны в