Очарованный странник. Леди Макбет Мценского уезда: роман, повести, рассказы. Николай Лесков

но только много; а старичок все в своем гробе молится, и мне оттуда сквозь пазы тесин точно свет кажет, и видно, как он кланяется, а потом вдруг будто начал слышаться разговор, и какой… самый необъяснимый: будто вошел к старцу Левонтий, и они говорят о вере, но без слов, а так, смотрят друг на друга и понимают. И это долго мне так представлялось, я уже «Верую» позабыл твердить, а слушаю, как будто старец говорит отроку: «Поди очистись», а тот отвечает: «И очищусь». И теперь вам не скажу, все это было во сне или не во сне, но только я потом еще долго спал и наконец просыпаюсь и вижу: утро, совсем светло, и оный старец, хозяин наш, анахорит, сидит и свайкою лыковый лапо`ток на коленях ковыряет. Я стал в него всматриваться.

      Ах, сколь хорош! ах, сколь духовен! Точно ангел предо мною сидит и лапо`тки плетет, для простого себя миру явления.

      Гляжу я на него и вижу, что и он на меня смотрит, и улыбается, и говорит:

      – Полно, Марк, спать, пора дело делать.

      Я отзываюсь:

      – Какое же, боготечный муж, мое дело? Или ты всё знаешь?

      – Знаю, – говорит, – знаю. Когда же человек далекий путь без дела творит? Все, брате, все пути господнего ищут. Помогай Господь твоему смирению, помогай!

      – Какое же, – говорю, – святой человек, мое смирение? – ты смирен, а мое что за смирение в суете!

      А он отвечает:

      – Ах нет, брате, нет, я не смирен: я великий дерзостник, я себе в Небесном Царстве части желаю.

      И вдруг, сознав сие преступление, сложил ручки и как малое дитя заплакал.

      – Господи! – молится, – не прогневайся на меня за сию волевращность: пошли меня в преисподнейший ад и повели демонам меня мучить, как я того достоин!

      «Ну, – думаю, – нет: слава богу, это не Памва прозорливый анахорит, а это просто какой-то умоповрежденный старец». Рассудил я так потому, что кто же в здравом уме Небесного Царства может отрицаться и молить, дабы послал его Господь на мучение демонам? Я этакого хотения во всю жизнь ни от кого не слыхал и, сочтя оное за безумие, отвратился от старцева плача, считая оный за скорбь демоноговейную. Но наконец рассуждаю: что же это я лежу, пора вставать, но только вдруг гляжу, отворяется дверь, и входит мой Левонтий, про которого я точно совсем позабыл. И как он вошел, сейчас старцу в ноги и говорит:

      – Я, отче, все совершил: теперь благослови!

      А старец посмотрел на него и отвечает:

      – Мир ти: почий!

      И мой отрок, гляжу, опять ему в землю поклонился и вышел, а анахорит опять стал свой лапо`ток плесть.

      Тут я сразу вскочил и думаю: «Нет; пойду скорее возьму Леву, и утечем отсюда без оглядки!» – и с тем выхожу в малые сенички и вижу, что мой отрок лежит тут на дощаной скамье без возглавия навзничь и ручки на груди сложил.

      Я, чтобы не подать ему виду тревоги, гласно спрашиваю:

      – Не знаешь ли ты, где я зачерпну себе воды, чтобы лицо умыть? – а шепотом шепчу ему: – Богом живым тебя заклинаю, скорее отсюда пойдем!

      Но всматриваюсь в него и вижу, что Лева не дышит… Отошел!.. Умер!..

      Взвыл