По велению Чингисхана. Том 1. Книги первая и вторая. Николай Лугинов

нам умножаться, если только вчера из боя вышли…

      Осмелел толстяк Мухулай.

      – Раньше времени не умрем! Еще повоюем, – прогудел он. – Но ведь монголов, что перебежали к найманам с Джамухой – и тех больше нас… Это правда. Пхи!..

      – Перебежавших, – язвительно подчеркнул Боорчу, – мы сами оттолкнули от себя. Не от хорошей жизни человек или народ уходят на чужую землю… Черная нужда увела да ошибки в обустройстве подстрекнули… Где-то мы виноваты, иначе большинство из них были б сегодня среди нас…

      – Все сказали? – спросил Джэлмэ, чувствуя, что разговор уходит от главного. – Согласны со мной?

      – Так, – дружно ответили советники.

      Джэлмэ посмотрел на Хана – лицо Хана было в тени, а руки теребили наборный поясок. Хан сказал:

      – Вы высказались, и я вас выслушал. Услышанное мне по душе. У нас действительно один путь: стремительным броском добраться до ставки неприятеля. Войско его огромно, как брюхо беременной верблюдицы, и неповоротливо, как гусеница, ползущая по песку. В гористой местности с глубокими расщелинами им не удастся сосредоточить это пугало в одном месте. Что имеем мы? Маневренность, подвижность, а Бог укрепит нас духом. Теперь и цель, и мысли наши должны быть едиными. Раздел мнений – раздел сил. Жребий брошен, гадальная ложка подброшена и летит! Сомнения же выматывают силы любого богатыря. Поняли?

      – По-о-о-о!.. – грянули тойоны, воодушевленные речью Хана.

      Все смотрели в глаза Хана, ища в них иероглифы своих судеб. Его решение, прямое, как расколотое полено, стало их решением. С этого момента каждый из них становится колющей пикой, рассекающей пальмой Хана.

      Выходя вслед за тойонами, Джэлмэ по привычке обернулся к Хану.

      – Вместе с Мухулаем и Боорчу зайдите через короткое время, – услышал он слова главнокомандующего.

      Поклонился согласно. Вышел из сурта, когда Мухулай уже садился на своего гнедого.

      – Что с тобой, Мухулай? – спросил Джэлмэ. – Уж каким ты толстым был, конь под тобой прогибался, а сейчас только что щеки в пазухи не ввалились?

      Мухулай указал кнутовищем под ложечку:

      – Тут болит и ноет, силы высасывает… Ем, однако, много… Поболит, потянет – и проходит. А проходит боль – и забыл о ней…

      – Надо к целебному озеру ехать, лечить. Не то болезнь укоренится и начнет в тебе жить. Смотри, Мухулай…

      – Победим – вылечусь, а не победим – лечение не понадобится, – засмеялся Мухулай.

      – Не отъезжай, Хан просил остаться.

      Тэмучин сидел недвижим, словно изваяние. Он не поднял лица к вошедшим не потому, что не выказывал уважения, а потому, что его мысленный полет шел сейчас над полями сражений, где монголы будут биться с монголами, где поле битвы вновь столкнет побратимов Джамуху и Тэмучина. Что может быть грешней? Лицо его покрылось завесой мрака.

      – Почему столько людей ушло от нас? В чем наши просчеты? – продлевая свои мысли, спросил он вошедших. – Мы не сумели воспользоваться двумя своими крупными победами, и на стороне врага теперь большинство