Не пытайся. Val.zerofive

вшись, расстаётся тут со мной.

      А взамен ей – ничего…

      Пустота сожгла всё в пепел в жизни той, что четверть века

      И продлиться не успела. В жизни пёстрой, молодой

      Траурный рокочет вой…

      Про одно лишь позабыла пустота и не сгубила

      Жизненный порыв, который и отсрочил мой покой.

      Мне казалось, что вернёт он жизнь мою в привычный строй.

      Да… вернёт… в привычный строй…

      Чтобы средство от печали отыскать, бродил ночами

      После тщетных всех попыток днём наткнуться на него.

      Достигал я жутких далей, топких дебрей и сознанья,

      Что не зря: спустя три года средство было предо мной.

      Исцеленьем книги стали. Книги, да! Они мне дали

      Ощутить иссохшим сердцем столь витальное³ тепло.

      То тепло, что в долгих муках и присниться не могло.

      Как никто я понимаю, как блаженно же оно.

      Встретив книжные просторы, окна наглухо зашторил,

      Чтобы тени, что за ними, не мрачили свет листов.

      Встретив книги, одарил их я заботой до краёв,

      А они в ответ её же возвращали, преумножив,

      Чем наглядно показали мне отличие одно:

      Холить⁴ так, как холят книги, человеку не дано…

      Долгий час была незрима доброта мне в этом мире,

      В те часы, когда покинут, мир становится другой.

      Нет, не злым, окрас теряет и становится пустой.

      Он утоптан весь толпой…

      Супроть⁵ этому же строки, что читал, все очень кротки:

      На какую не взгляну я – вся лучится добротой.

      Поражало то, что в строках подмечаю это всё,

      Ведь всегда склонялся к чтенью нехотя, по принужденью

      Да и книги в давней жизни обходил я стороной,

      Думая, они излишни, слов и так кругом полно:

      В частых встречах, в письмах розных, в ежедневных разговорах

      С теми, с кем я счастлив был, был прочно узами сплетён.

      Ох… увы… тишь злого рока⁶ заглушила напрочь всё –

      Те слова уже ничто…

      Как же скорбно, ясным стало, мне их крайне не хватало –

      Лишь сейчас я понял это в размышлении своём.

      Человеку есть мученье, коль его лишить общенья.

      Ведь ему оно потребно, должно быть всегда при нём.

      Катастрофа наступает, коль нет в жизни у него

      Главной роскоши его^[7].

      А в моем-то случье книги мне общенье заменили,

      Потому и подмечал в них всюду счастье от и до.

      И сидел под светом лампы, упоённо⁸ и отрадно⁹,

      Денно, нощно^[10] предаваясь книжным строкам целиком.

      Предаваясь им, не помнил про усталость и про голод.

      Оторвать меня от чтенья был способен только сон.

      Он так хитро, что безмолвно, против всей моей-то воли

      Крал бездушно из-под взора свет спасенья моего.

      Да… бездушно… из-под взора… свет, идущий от листов.

      Взненавидел сон с тех пор.

      Длиться же ему не боле четырех часов позволил.

      Несмотря на то, что телу было мало тех часов –

      Как проснусь, от тела слышу безнадёжное <<ещё>>.

      Как же тело… ты слабо!..

      Краткий час, что был с подушкой, был прекрасным. После – тускло.

      Ведь во снах держал в ладонях то, что столь ценилось мной:

      Блеск и краски прошлых будней, но, проснувшись, зрел итог –