Воспоминания террориста. В. Ропшин

они стояли лицом в противоположную сторону, к цирку. Эти насмешки, то есть боязнь обратить на себя внимание, заставили его повернуть лошадь мордою от Невы и стать спиною к Мацеевскому. Таким образом, Плеве, возвращаясь, был невидим ему и промелькнул мимо него неожиданно быстро. Сазонов схватился за бомбу, но было уже поздно.

      Эта первая неудача научила нас многому. Мы поняли, что семь раз примерь и один раз отрежь.

      V

      Мы условились собраться после покушения на Садовой, в ресторане «Северный полюс». Я встретил еще на улице Боришанского. Я спросил его:

      – Послушайте, Абрам, вы убежали?

      Он поднял на меня свои большие светлые глаза и промолчал. Я повторил свой вопрос. Он ответил:

      – Да, я убежал.

      – Какое право вы имели бежать?

      Боришанский в ответ ничего не сказал. Я долго смотрел на его спокойное, точно каменное, лицо. Наконец я его спросил:

      – Почему же вы убежали?

      – Странно… Если за вами следят, что вы будете делать?

      – За вами следили?

      – Если бы не следили, я бы не убежал.

      – Слушайте, – сказал я, – товарищи могут подумать, что вы трус.

      Он долго медлил с ответом:

      – Я не трус. Я должен был убежать. Каждый убежал бы на моем месте… И разве нужно было, чтобы меня без пользы арестовали?

      В это время вошел в ресторан Каляев. По его лицу было видно, что он очень взволнован. Иногда он мельком взглядывал на Боришанского. Наконец он не выдержал:

      – Почему вы убежали, Боришанский?

      Боришанский посмотрел на него:

      – Что бы вы сделали, если бы шпионы вас окружили?

      Каляев ничего не ответил. Не могло быть сомнения, что Боришанский говорит правду. Оставаться же с бомбою на глазах у филеров значило губить и себя, и товарищей, и самое дело.

      Покушение не удалось. Жить всем членам организации в Петербурге не было цели. Швейцер в тот же день уехал с динамитом обратно в Либаву, Боришанский – в Бердичев, Каляев – в Киев, Покотилов – в Двинск, где должен был ждать известий от нас Азеф. Я остался еще на день в Петербурге и вечером встретился с Сазоновым.

      Мы поехали с ним на острова. У взморья я наконец решился заговорить.

      – Слушайте, почему вы не хотели отъехать от дома Плеве?

      Сазонов обернулся с козел ко мне:

      – Почему?… Я надеялся, может быть, он опять поедет.

      – Но вы ведь знали, что этого не будет?

      – Эх… Ну конечно…

      Он опустил голову. Через несколько минут он снова заговорил:

      – Стою я, бомбу на коленях держу… Жду… Знаете, ничего… только ноги похолодели…

      Он махнул рукой. Потом вдруг быстро обернулся ко мне:

      – Это я виноват.

      – В чем?

      – Да вот… в неудаче.

      Конечно, Сазонов был виноват менее всех, и я с гораздо большим правом, чем он, могу приписать неудачу 18 марта себе.

      В Двинске Азефа не было. На почте не было условных от него телеграмм до востребования. На вокзале меня встретил Покотилов. Его первые