Дочь Ивана, мать Ивана. Валентин Распутин

Кончики ее рта, выдавая сильное волнение, подергивались.

      Вышел старик, приободренный умыванием, с продравшимся из глаз взглядом, в постельном ворохе на низкой лежанке за журнальным столиком отыскал рубаху, которая ночью служила ему наволочкой, повертел ее, донельзя изжульканную и засаленную, в руках и кинул обратно. Анатолий продолжал торчать на ногах; старик все так же неторопливо, не теряя какого-то последнего достоинства, сгреб ночные тряпки в угол лежанки и пригласил:

      – Садитесь. В ногах правды нету.

      – У тебя тут ее ни в чем нету. – Анатолий продолжал говорить требовательно, напористо.

      – У меня тут единая правда, – не согласился старик, вздергивая голову в сторону одного угла комнатенки, потом другого. – В таких хоромах врать не тянет. Да и вообще… кто теперь самые честные люди? Кто до края дошел. Ползают, как черви, портят картину, но если украл кто у такого же, как он сам, две пустые бутылки… спроси его: украл? «Украл», – скажет и отдаст две пустые бутылки обратно. А к другому, к серьезному воровству нашего брата не подпустят, за нашим братом такой надзор, будто это он и съел великое государство.

      – Из интеллигентов, что ли?

      Старик покивал Анатолию:

      – Из них. Я понимаю вашу иронию: любить их не за что. Я тоже их не люблю. Но я-то больше из разночинцев буду, – поправился он с усмешкой, показавшей редкозубый рот. – Много чинов перебрал. А вот друг мой… это он здесь хозяин, не я… он из интеллигентов, из них, да… бывший интеллигентный человек.

      – Ты не хозяин? А где хозяин?

      – А помер, – весело сообщил старик, переводя засиявшие глаза с Анатолия на Тамару Ивановну. – Мы с ним друзья были не разлей вода. – Он хохотнул, сделав ударение на последних словах. – Вместе приходили, вместе уходили. Вместе об землю падали, вместе на ноги подымались. Один раз было… вместе по лесенке скатились. У одного правая щека рассеченная, у другого левая. Пожалуют к нам гости, мы рады. Приедут, придут – уходите, старики, на два часа. А то на всю ночь. Денег дадут… уходим. Только скажем: ключик оставьте у дежурной, внизу. И дежурную побалуйте, она старица бедная, конфетку любит. А летом хозяин, друг мой, помер… Он был до того одинокий, что совсем без родни жил.

      Анатолия передернуло. Взглядывая на Тамару Ивановну, неподвижно и прямо застывшую на боковине лежащей табуретки, он продолжал допытываться:

      – А ты, значит, выдаешь себя за хозяина и живешь в его квартире?

      – Я ни за кого себя не выдаю, – с удовольствием отвечал старик. – Я прихожу и ухожу.

      – И никто не догадается турнуть тебя отсюда? Развел притон и доволен?

      Тамара Ивановна перебила мужа, рывком подаваясь к старику:

      – А вчера… вчера на сколько было сказано уйти?

      – Сказано было: до восьми часов. Я уж в сумерках пришел – фатера моя свободная.

      – Сколько их было? – опять Тамара Ивановна, уже подымаясь.

      – А комплект. Два парня, две девчонки.

      Анатолий