Любовь русалки. Юлия Викторовна Игольникова

скромный

      восхищает взгляд закатом,

      будоражит ароматом

      он цветочным, сочным, пряным,

      что вдохнешь и станешь пьяным.

      И душа в плену дурмана

      затомится, и туманом

      взгляд подернется девицы.

      И грустить, и веселиться

      ей захочется. И спать

      до утра она не сможет.

      Вечер сердце растревожит,

      ведь любовь в нем зародилась.

      На беду она влюбилась.

      *

      Ну а как тут не влюбиться?

      Ведь в округе все девицы

      в плен попали того взгляда,

      что для них был как награда,

      что им в сердце проникал,

      что красой околдовал.

      Миша вправду был хорош.

      Он высок и он пригож.

      Синева озер в глазах.

      Солнца луч на волосах.

      Гордый профиль, губы – маки.

      Собирал он охи, ахи

      по селу со всех сторон,

      только сам был не влюблен.

      Для него сердечки бьются,

      и ручьями слезы льются,

      но его то не тревожит.

      И утешить он не может

      никого своим вниманием,

      о другом его мечтания.

      – Эх, Анюта, – говорил.

      Он к соседке заходил

      иногда по вечерам.

      – За мечту я все отдам!

      – Так о чем же твои думы?

      – взгляд понятливый и умный

      на него Анюта бросит.

      – Да такого сердце просит,

      что не встретить никогда!

      Вот ведь горе-то, беда!

      А девица утешает,

      чаем, медом угощает.

      У нее он был как дома.

      С детских лет они знакомы.

      Он считал ее сестрой

      доброй, милой и простой.

      Всем он с ней привык делиться.

      Ей завидуют девицы

      и соперницей считают.

      Но Анюта точно знает:

      ей не быть его невестой.

      В сердце Миши мало места

      для нее. Она подруга

      для возлюбленного друга.

      – Отчего ж душа болит?

      Сердце что твое томит?

      – Эх, мечтаю я о той,

      что своей бы красотой

      затмевала солнца свет,

      той, что лучше в мире нет.

      Чтоб взглянуть и задохнуться,

      от восторга захлебнуться, -

      он Анюте объяснял.

      А в глазах огонь пылал.

      Говорит, не замечает,

      как напротив взгляд печален.

      С болью там любовь смешалась.

      Но Анюта улыбалась,

      понимающе кивала

      и смиренно отвечала:

      – Ты вокруг бы поглядел

      и нашел бы, что хотел.

      Много девушек хороших

      и красивых, и пригожих.

      – Ах, да я же про другое!

      Тут свои все, все родное.

      Друг на друга все похожи.

      Да, не спорю, все пригожих

      и добры, да и послушны.

      Только мне не это нужно.

      Нужно, чтобы била дрожь,

      чтобы ум кричал: «Не трожь!

      Обожжешься и сгоришь!».

      Ну а ты не устоишь

      перед дивной красотой,

      прыгнув в омут с головой.

      – Ох, такая страсть опасна!

      – Ну и что, зато прекрасна!

      *

      Он ушел. Она одна.

      За окном висит луна,

      лик девичий освещает.

      Сердце юное страдает,

      ищет в зеркале ответ.

      Ничего такого нет

      в добром, милом отражении,

      что есть в Мишином видении.

      Хороша, стройна, нежна,

      только Мише не нужна.

      *

      Летний зной утихнет к ночи,

      что становится короче

      и тревожней. И разбудит

      грезы девичьи о чуде,

      и поманит за собой,

      соблазнив ее мечтой.

      От реки прохладой веет.

      И закат уже алеет.

      А девицы нарядились

      и смеялись, веселились.

      Стайкой пестрой собрались

      и по улице прошлись.

      И Анюта к ним примкнула.

      Стайка песню