Скажи пчелам, что меня больше нет. Диана Гэблдон

сильно побледнело.

      Проклятье.

      – Ну… э-э… в общих чертах…

      Роджер умолк. «Тебе никогда не стать хорошим священником, если не будешь честен», – сказал однажды Бак, и был прав. Роджер перевел дыхание.

      – Да, все, – признался он, и внутри у него разверзлась пустота.

      Не проронив ни слова, Джейми встал, отошел в кусты, и его стошнило.

      Господи Боже, о чем я только думал!

      Роджеру показалось, будто он не дышал целый час, и теперь наконец сделал глоток воздуха, потом еще один. Он долго представлял разговор с тестем: как все расскажет Джейми, объяснит, извинится и попросит прощения. Роджер обязан был это сделать, раз уж они с Бри решили жить здесь. Однако ему и в голову не пришло спросить себя, знает ли Джейми, что Роджеру – а тем более Бри! – известны сокровенные подробности его личной Гефсимании[37]. И уже много лет.

      Проклятье, проклятье, проклятье… вот черт…

      Сжав кулаки, Роджер слушал, как Джейми глотает воздух, сплевывает и тяжело дышит. Сам он не сводил глаз с алой божьей коровки с черными пятнышками, севшей ему на колено: она ползала туда-сюда по серой ткани, трогая ее любопытными усиками. Наконец кусты зашевелились, Джейми вышел и сел на прежнее место, привалившись спиной к молодому деревцу. Роджер открыл было рот, но Джейми сделал резкий предупреждающий жест.

      – Погоди, – сказал он. Его рубашка промокла от пота, ворот измялся.

      Ожили вечерние насекомые: над головами тучей роилась мошка, в траве стрекотали сверчки. Над ухом пищал комар, однако Роджер не удосужился поднять руку и прихлопнуть его.

      Через некоторое время Джейми с тяжелым вздохом в упор посмотрел на зятя.

      – Продолжай, – попросил он. – Расскажи остальное.

      Роджер выдержал взгляд и кивнул.

      – Я знал, что собой представляет Рэндолл, – признался он. – А также что произойдет. Не только с вами, но и с вашей сестрой. И с отцом.

      На этот раз Джейми медленно перекрестился и что-то прошептал по-гэльски. Роджер не разобрал, хотя повторить не просил.

      – Я рассказал Баку… только о порке, а не об… – Пальцы на искалеченной руке Джейми дрогнули, как будто он вновь собирался остановить Роджера. – И о вашем отце тоже, о том, что с ним тогда случилось.

      Роджер снова ощутил холодный ужас того разговора: если не остановить Джека Рэндолла, Брайан Фрэзер умрет в течение года от апоплексического удара, наблюдая, как капитан Рэндолл сечет его сына (до смерти, как он тогда подумал). Джейми объявят вне закона, и он, израненный телом и душой, будет винить себя в смерти отца и в том, что бросил свой дом и арендаторов на плечи осиротевшей и убитой горем сестры. А Дженни, прелестная юная девушка, останется совсем одна, без защиты брата.

      Джейми не шевелился, зато Роджер чувствовал, как слова стрелами вонзаются в его собственную плоть. Дженни… Господи, как я посмотрю ей в глаза?

      Он глубоко вздохнул: конец истории уже близок.

      – Бак хотел его убить. Рэндолла. Сразу, не раздумывая.

      – Значит,

37

Гефсиманский сад – место моления Иисуса Христа в ночь ареста. В переносном смысле – место мучительных терзаний, страдания и боли.