Звёзды примут нас. Борис Батыршин

s>Взлетит звенящий корпус на волну,

      И стаксели упруго выгнут штаги,

      Забудь береговую суету —

      Теперь за руль и парус ты в ответе.

      Тебя поднял в ладонях на лету

      Проснувшийся июньским утром ветер…

      Эту песню – собственную, каравелловскую – мы пели вчера вечером, у костра, вокруг которого собрались и хозяева и гости. А сегодня с утра теплый ветерок развевает ребячьи шевелюры, фанерные днища швертботов звонко хлопают по волнам, брызги горстями летят в лицо и хлещут по рукам – парусная практика на Верх-Исетском водохранилище, что близ города Свердловска (Екатеринбург тож), стартовала!

      …С ветрами можно спорить и дружить,

      Их можно и любить, и ненавидеть,

      Но нет в них ни предательства, ни лжи,

      Ни злобы, ни стремления обидеть.

      У них одна задача на Земле —

      Лететь над нашим миром неустанно.

      В слиянии ветров и кораблей —

      Древнейшее искусство капитана…

      Я занимаю место рулевого на корме «Экватора», швертбота класса «штурман», построенного по проекту самого Командора на каравелловской верфи – просторном полуподвале, где всегда пахнет древесными опилками, олифой и эпоксидной смолой, и где сходят с самодельного стапеля новые суда для пополнения отрядного плавсостава. Только одно из них, гафельная двухмачтовая шхуна «Гаврош» строилось не в городе, а здесь, на парусной базе «Каравеллы», в отдельном сарайчике-эллинге, где обычно ремонтируют яхты. Вон она, идёт с на-ветра от «Экватора» в галфвинд, распущенные паруса ловят в свои полотнища свежий трёхбалльный ветерок, и Владислав Петрович приветственно машет нам с кормы кепкой-бейсболкой с эмблемой Проекта – мы привезли полтора десятка таких с собой и раздарили все до одной в первый же день.

      …Да здравствуют весёлые ветра,

      Которые летят но белу свету,

      И тот, что начинается с утра,

      Зовёт навстречу радости и лету!

      Становится он дерзок и упруг,

      Он гика-шкоты вытянул, как струны.

      И, брызги разметавши на ветру,

      Расчёсывает радуга буруны…

      Если кто-то думает, что место рулевого я получил в знак уважения к моему статусу командира нашей «юниорской» команды – то это он зря. Вчера меня прилично погоняли по теоретическим и практическим азам морского дела. Было предложено продемонстрировать умение вязать узлы, обращаться с такелажем, рангоутом и прочими атрибутами парусного ремесла, сначала на суше, а потом и на открытой воде, в сопровождении строгого пятнадцатилетнего инструктора по имени Володька, и ещё одного, имени которого я не запомнил – мальчишка управлялся с грота-шкотами и за всё время учебного плавания не сказал ни слова. Володька не сразу допустил меня к управлению – сначала вручил стаксель-шкот, выяснил, как точно я исполняю команды и вообще, насколько уверенно чувствую себя в «боевой» обстановке – и только потом позволил самому взяться за румпель. После того, как я уверенно выполнил сначала поворот фордевинд, а потом и оверштаг, сумев избежать позорного зависания носом к ветру (в левентик или «мордотык», как принято среди настоящих мореманов) Володька одобрительно хмыкнул и перебрался на нос, под сень стакселя, отдавая оттуда короткие команды. А сегодня я уже сам управляюсь с «Экватором»; стаксельным матросом со мной идёт Лида (она же, если кто забыл, «Юлька Сорокина»), и мы вместе с пёстрой стайкой швертботов маневрируем на рябой от волн просторной глади Верх-Исетского пруда, на берегу которого расположилась «плавбаза» детско-юношеской флотилии «Каравелла».

      В Свердловск мы приехали в последних числах мая – учебный год в «школе космонавтике» закончился на две недели раньше, чем в обычных школах, так что мы успели аккурат к открытию парусного сезона нового, 77-го года. Обещали быть ещё в прошлом, 76-м, но не смогли – сначала орбитальная практика, заменившая нам большую часть летних каникул; начало учебного года, суматошное, как это всегда бывает на новом месте (мы-таки перебрались в Калининград и теперь обитали в одном общежитии с «юниорами» и даже на одном с ними этаже). Собственно, различия между нами почти стёрлись, сохраняясь лишь в названиях учебных групп. Мы занимались по одним и тем же программам, изнуряли себя перегрузками в одних и тех же центрифугах, и даже летать учились вместе, на польских PZL-104 Wilga – похожих на стрекозы, учебных самолётиках, с высоким расположением плоскостей и забавно выгнутыми «коленками вперёд» стойками шасси. Первые полёты состоялись в октябре; к зиме мы уже уверенно выписывали виражи, «горки» и прочие фигуры из арсенала первоначального обучения – разумеется, под чутким руководством инструкторов из ДОСААФ. К самостоятельному же полёту меня допустили лишь в феврале, когда «иволги» переставили с колёс на лыжи. Мне к тому времени уже четыре месяца, как стукнуло шестнадцать, что, кроме обучения искусству пилотирования, открывало массу возможностей. Например – доступ к «взрослым» программам тренировок и перспективу уже в сентябре