Лабиринт Ванзарова. Антон Чиж

Почерк был специально корявым.

      …Спустившись до начала лестницы, дама остановилась и прислушалась. Было тихо, только шорохи дома да свист ветра. Как вдруг сверху долетел вой, будто кричал раненый зверь. Она улыбнулась, поправила вуалетку, сбившуюся от бега, и проскользнула в дверной проем. Во дворе было пусто. Метель наметала сугробы. Она ступила ботиночками в снег и провалилась по щиколотку. Не смущаясь, высоко задрала юбку и размашистыми прыжками пробралась до ворот. И скрылась стремительной ночной тенью.

6

      Лошаденка тащилась еле-еле. Пяткин честно не спешил. До Обводного доплелся, насколько хватило терпения. Выехав на угол Лиговской улицы и набережной канала, которая представляла собой земляной откос, укрытый снежным покровом, он натянул поводья. Пролетка встала. Место глухое: справа пути Николаевской железной дороги и заснеженные сады, слева ободранные домишки. Тьма и тьма кругом.

      Пассажирка безобразий не устроила. Что извозчика порадовало.

      – Мадам, Обводный, как приказывали, куда дальше-то? – спросил он, оборотившись на козлах.

      Женщина не ответила.

      – Будьте любезны, приехали! – громко сказал Пяткин.

      Пассажирка лежала, укрытая накидкой. Как уложили.

      – Вот пропасть, – пробурчал он и стал слезать.

      Пролетка качнулась на рессорах. С ней шевельнулась спящая.

      Пяткин встал на подножку, легонько толкнул в плечо.

      – Вставай, милая, хорош дрыхнуть, – без обхождения сказал он.

      Дама осталась безразлична. Даже головы не подняла. Пяткин малость озлился: напьются до бесчувствия, а потом возись с ними. Дружок обещал, что проспится на морозе, и вот, пожалуйте, лежит поленом.

      Скинув покрывало, он схватил женщину за локоть и хорошенько дернул. Голова ее мотнулась и повисла.

      – Ох, ты ж!.. – и Пяткин добавил крепкое словцо.

      Сильно не понравилось ему: сон больно глубокий, так не спят с тяжкого похмелья. Особенно на морозе. Он выпустил локоть. Женщина повалилась кулем, шея изогнулась.

      – Ой, матушки…

      Оглянувшись, Пяткин вскочил на верх пролетки и сдернул платок с лица пассажирки. В темноту смотрели холодные глаза, челюсть свисла, открывая рот, который не источал парок дыхания. Лоб и щеки покрыл иней, как на камне.

      Пяткин коснулся ее щеки и отдернул руку.

      Вот это подарочек. Что теперь, бежать за городовым? Ну, явится служивый, первым делом начнет допрос: кто такая, зачем посадил пьяную да как вез, что женщина умерла по дороге, почему не помог, не уследил. В общем, сделают Пяткина кругом виноватым. Обвинят и отправят кормить тюремную вошь года на два. Когда выйдет, считай, жизнь пропала, лошадь с пролеткой товарищи приберут к рукам. Ладно, лошадь, из столицы вышлют. И пойдет Пяткин, неприкаянный, нищенствовать по Руси великой…

      Нет уж, не бывать такому. Бедняжке не помочь, свою шкуру спасть надо.

      Стоя на возвышении, Пяткин осмотрел окрестности. На Обводном