Крысы в сапогах. Песок и кости. Иван Андреевич Ладыгин

монеты, расположение местной власти, уважение всего ночного сброда и самое главное, – он рубил головы, не рискуя своей! Всё это позволяло ему коротать унылые вечера за бутылкой красного турранского. Терпкие нотки юго-восточных виноградников иногда прогоняли вечную хандру, нередко вызывая на лице скупую улыбку. Ну, а если настроение было совсем паршивым, то на помощь приходили прелестницы из местного борделя, нежные, красивые и очень дорогие.

      Иногда Глорену казалось, что именно из-за ремесла, которое ему оставил покойный папаша, он и начал пить. Как тут удержаться от выпивки, когда регулярно рубишь головы несчастным, при этом являясь убежденным пацифистом? О семейном счастье тоже можно было забыть. Это его отцу посчастливилось найти женщину, что полюбила его, но Глорен не считал себя ни красивым, ни красноречивым, ни остроумным… Да и какая нормальная девушка вышла бы за него замуж, за человека, у которого руки постоянно по локоть в крови? Такое не отмывается…

      Но всё же временами Глорен мечтал… Он любил размышлять о том, как сложилась бы его судьба, поступи он в Огенд-Баррский университет. Там, наверняка, он мог стать лучше. Топор бы покрылся ржавчиной, а ему на смену пришли бы добрые и уважаемые ремесла – целительство, законотворчество или артефакторика. Часто, наверное, даже слишком часто Глорен представлял себя именитым пастоком1или лекарем… Задатки – то были! Ампутацией он владел безукоризненно! И была у него любимая забава: смотреть в зеркало и мысленно пририсовывать себе густую седую бороду, орлиный взгляд и белый плащ ученого мужа.

      Но нет… Очередное утро, Хеврит2знает какого дня и месяца, начиналось также, как и все предыдущие в этой проклятой дыре. Далинградское похмелье – так про себя называл это чувство Глорен. Голова раскалывается, легкое чувство тошноты и холодная одинокая постель, пропитанная ароматом дешевых духов упорхнувшей под утро жрицы любви. Ладно бы только это… К таким симптомам пробуждения Глорен уже привык. Но клиенты… Их кулаки и сапоги, бьющие по входной двери сводили его с ума. Иногда ему снились кошмары, основным сюжетом которых были эти мерзкие стуки в дверь. Когда он впускал незваных гостей, на пороге обязательно появлялся Хеврит в своей страшной маске и дико хохотал, наслаждаясь страхом палача.

      – Скоро твой топор покроется ржавчиной, толстяк. – Приговаривал он. – Скоро твоя служба будет окончена.

      Этой ночью Глорену ничего не снилось, но он все равно вздрогнул, когда в дверь постучали. Палач не торопился открывать. Ему хотелось спрятаться.

      Задолбили так, что дверь натужно заскрипела, грозясь слететь с петель.

      – Кого там демоны принесли?! – Пересилив себя, густым басом загремел Палач. – Дверь снесёте, полоумные.

      – Открывай, мастер! У нас к тебе дело! – Глухо прозвучало из-за двери.

      – А кто спрашивает?! – Раскатисто спросил Глорен, радуясь своему голосу. Иногда, в своих мечтах, он также становился великим бардом, сказителем историй и бродячим лютнистом…Правда, лютней он не владел. Но зато мастерски управлялся с топором. Ему была знакома только одна песня. Песня палача, песня горя и смерти.

      – Добрые люди от папы3Эгрона. Сам знаешь, он терпением не отличается, а платит всегда хорошо. Так что выходи.

      – Сейчас портки натяну и выйду.

      Толстое и волосатое брюхо мешало процессу, так что справился Глорен не сразу. Он был противен самому себе. Иногда ему хотелось взять свой топор и отсечь лишний жир, чтобы вновь стать стройным, как в детстве. Но реальность, как правило, являлась суровой и изменчивой спутницей: Нужно было дальше влачить свое жалкое существование, ибо у Хеврита всегда был спрос на таких слуг, как Глорен.

      «– Только ему я и нужен. Пока.» – Мрачно подумал палач, выходя на улицу.

      Во дворе «терлись» типичные представители «Романтиков» – местной банды папы Эгрона.

      – Ну?! – Глорен грозно уставился на двух типов.

      – Не серчай, мастер. Вот тебе «мёд», чтобы сладко жилось. – Один из визитеров протянул толстяку туго набитый кошель, который тут же исчез в огромной волосатой лапе.

      – А вот и нектар, чтобы не мучило похмелье. – Другой всучил Глорену бутылку красного Турранского.

      – За кого дары? – Хмуро спросил палач, уже догадываясь, о чем его попросят.

      – За Вшивого Грена. Ты его знаешь. Неделю назад попался страже с поличным. Сделай так, чтобы бедолага ушел в чертоги Тирениса4безболезненно и быстро. Идет?

      – Тот, который на днях купца порешил в лавке?

      – Да.

      – Так ему тогда прямая дорога к Хевриту, а не к Тиренису. Мокрушник! – С презрением сплюнул под ноги гостям Глорен.

      – К Хевриту, к Тиренису… Какая разница? Человек уходит за грань. Нам лишь нужно, чтобы он умер быстро и красиво. Папа Эгрон не скупится! Открой кошелек и пересчитай монеты. Идет?

      – Идет. – Задумчиво взвешивая кошелек в ладони, буркнул палач. – А теперь проваливайте. Нужно наточить топор, да помолиться Хевриту. – Глорен хлопнул дверью перед носами неприятных типов и открыл бутылку. – Как же я ненавижу свою жизнь! – думал палач, делая большие глотки, проливая