Нереально, но вместе. Ольга Обр

ебя кормить её, переодевать и делать все остальные вещи, которые положено делать с младенцами. Умом я понимаю: то, что происходит у меня в голове, не более чем послеродовая депрессия. Сколько уже всяких депрессий было в моей жизни, я знаю в них толк. Но понимать и победить – разные вещи. Чтобы вылезти из затягивающего болота, нужен кто-то, кто вытянет, одному нереально. Дина навещает меня так часто, как только может, умиляется на Раду. Но мы не так близки, как раньше, она не хочет говорить о том, что у неё на сердце – ведь Джавад больше никогда не вернётся. Я тем более не хочу обсуждать весь тот мрак, что творится внутри – Дине и своих кошмаров хватает.

      Очередной мой день рождения прошёл как в тумане. Нет, и Джамиль, И Кир поздравили меня, конечно, но дикая усталость не дала мне даже на секунду порадоваться. Я продолжаю ночевать в детской вместе с Радой, говорю Киру, что боюсь оставлять её одну. На самом деле, боюсь оставаться наедине с ним. И я знаю, что он знает, что я вру. Но мне наплевать. Мне неуютно в этом доме, в этой стране и с этими людьми. Я почти не выхожу из дома – зачем утруждаться, если тряпка на лице вызывает только недюжинное недовольство, лишая прогулку малейшей толики приятности? Да и жара нереальная. Раздражающая, липкая.

      Нейт приезжал ровно на мой день рождения, но нам не дали увидеться. Зато он встретился с Киром, который лишь передал короткое поздравление и подарок, оставив меня без подробностей встречи. Подарок друга – это приставка с единственным диском, «Путь на свободу». Смешно. А подробности их встречи я узнала из его видео позднее – они обсуждали возможность выехать нам всем вместе из страны. Шансы почти никакие, будем откровенны. Хотя с упрямством этих двоих я бы пересмотрела ставки. Моё же упрямство словно испарилось куда-то, чувствую себя как желе.

      Уже август, пора выбираться из пучины отчаяния, год прошёл с момента, как меня вывезли из Кирии, три месяца с рождения дочери. Я сижу на коленях перед кроватью, на которой лежит Рада, разглядывая её. Ещё одна копия Кира, совсем ничего от меня. Дочь сосредоточена и серьёзна, хмурит бровки, потом громко чихает, впервые вызывая у меня улыбку. Дело к ночи, Джамиль уже спит. И Раде пора бы, но она и не думает дать мне отдохнуть. Хоть не плачет. Гораздо более спокойная, чем Эрик в этом возрасте, но сегодня что-то не спешит угомониться. Мы с Алексом носили сына на руках постоянно, чтобы он хоть немного поспал. С Радой таких проблем нет, она словно чувствует, что мне не нравится к ней прикасаться. Извини, дочь. Я исправлюсь. Беру крошечную ладошку, целую пальчики, прислушиваясь к себе – нет, никакого умиления, действие сугубо механическое. Но рано или поздно количество должно же перерасти в качество? В этот момент в детскую заходит Кир, садится на пол рядом со мной и берет малышку за другую руку.

      – Я уложу её, – говорит, не поворачивая ко мне головы. – Иди, отдохни.

      Я спускаюсь вниз, наливаю стакан сока, выпиваю залпом и выхожу во двор. К ночи жара стала не такой удушающей, и я сажусь на борт бассейна, окуная в него босые ступни. Вода как парное молоко, скорее согревает, чем охлаждает. Что если нырнуть? Скидываю тайтсы и майку, в которых обычно хожу по дому, после секундного размышления туда же отправляется белье. Кир долго провозится с дочерью, а потом, скорее всего, отправится в спальню. Коснувшись рукой дна, проплываю под водой до противоположного борта. Отфыркиваюсь, опираясь локтями на край бассейна. Не тороплюсь оборачиваться, когда слышу сзади тихий всплеск. Чёрт. Кир прижимается к моей спине, такой же обнажённый.

      – Мари, – шепчет на ухо. – Мне не хватает тебя, солнце.

      А мне тебя с головой. Отводит мокрые волосы в сторону, целует шею нежно, не кусается, как обычно.

      – Скажи, чего ты хочешь. Всё, что угодно. Я сделаю.

      Но он знает, чего я хочу, и именно этого мне не даст никогда. Поэтому молчу. Резко утягивает меня под воду. Я не включала подсветку бассейна и ничего не вижу под тёмной водой, жмурюсь от неожиданности. Когда выныриваем, разворачивает меня к себе лицом.

      – Оживай, твою мать! – ругается Кир, встряхивая меня не сильно, но ощутимо. – Хватит уже! – смотрит напряжённо. Я едва различаю его в темноте, окутавшей нас. Что если попробовать как с Радой? Должно же что-то остаться, проснуться. Целую его, едва прикасаясь губами, тестируя свои ощущения. Приятно. Но не более. Висеть в воде неудобно, с этого края бассейна глубина немаленькая, поэтому обхватываю его ногами, словно обезьянка. Ощущаю, как Кир возбуждён.

      – Мари, – стонет он мне в губы. – Что же ты у меня такая невыносимая?

      – Не хочешь, не ешь, – ухмыляюсь. И мне это нравится. Нравится, что проснулось желание быть язвительной. Киру, судя по всему, нравится тоже. Его дьявольская усмешка будоражит нервы. Но я спешу обломать его. – Никакого секса, Арафат. Я не хочу больше детей.

      – Нет? – спрашивает скорее для проформы.

      – Если ты сделаешь это ещё раз, я не прощу тебя никогда, – я серьёзна не по-детски.

      – А сейчас прощаешь? – он осмелел, уловив перемены в моём настроении, целует уголок губ. Мне всегда так нравилось, он знает.

      – Либо мы пользуемся презервативами, либо ты больше не прикасаешься ко мне, без вариантов. Таблетки я больше пить