Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8. Группа авторов

Наконец подошел какой-то ротмистр. Говорили долго, я видел, как Андрей качал головой.

      – Ну что?

      – Он не знает.

      – Как это может быть?

      – Да очень просто, если меня бы спросили, был ли какой-нибудь Голицын или Одоевский в нашем полку в 1906 году, я б не знал.

      Я был удручен. У меня стояло в ушах, как Турчанинов грубил, как он называл меня «лгуном» и «красной сволочью». Мне страшно жалко стало мальчика Ростопчина.

      Подъехали обратно к нашей деревне. Поравнявшись со стоянкой нашей конной батареи, Андрей спешился и дал мне лошадь:

      – Подожди здесь, я у Лагодовского спрошу, он всех знал.

      Через несколько минут он вышел на крыльцо и сказал весело:

      – Николай, привяжи лошадей, поди сюда!

      В хате сидели полковник Лагодовский, Ника Мейендорф252 и еще два артиллериста.

      – Это Волков.

      – Знаю, – сказал Ника Мейендорф. – Расскажите о Ростопчине.

      Я рассказал, никто меня не перебивал. Полковник сказал, улыбаясь:

      – Так я вам скажу, что был такой полковник граф Ростопчин, конногренадер, ушел в отставку не то в 1904-м, не то в 1905-м. Сын ли его ваш пленник, не знаю, но вполне возможно.

      У меня как воз свалился с плеч. Я почувствовал, что мне теперь не важно, что разъезд мой оказался плох и что Кантакузен будет мне докучать.

      – Что ты так о нем беспокоился, он тебе не родня, – улыбался Ника.

      – Никак нет. Я о себе думал, меня тоже подозревали Императорские стрелки.

      – Да, черт его знает, что с ним случилось бы, если б он к корниловцам попал.

      Когда мы вернулись, Кантакузен был уже в деревне и тоже наслышан о Ростопчине.

      – Ну что? Узнали?

      – Да, говорят – настоящий.

      – Ну, по крайней мере, это уладили с вашими кузенами.

      – Это не они, а полковник Лагодовский.

      Кантакузен в первый раз мне улыбнулся:

      – Да, ему повезло, хорошо, что к нам попал, это вам в плюс.

      С этого времени он перестал ко мне придираться, мне стало веселее в эскадроне.

      Этот случай напомнил мне две забавные истории. Первая касалась моего деда. В петровские времена канцлером и регентом во время путешествий Петра за границей был князь-кесарь Ромодановский. У него было только две дочери. Старшая вышла за двоюродного брата Петра, Алексея Волкова, вторая – за Ладыженского. Мой дед, не знаю зачем, вдруг решил ходатайствовать у Александра III разрешение прицепить имя Ромодановского к своему, но опоздал на две недели. Оказалось, то же самое пришло в голову Ладыженскому, который на две недели его опередил и получил разрешение. Но все это оказалось недействительным, поскольку у князя-кесаря был брат, и род Ромодановских продолжался, но никто этого не знал. В 1913 году, во время 300-летия дома Романовых, пришли к Николаю II две старушки на прием. Их спросили, кто они такие, говорят – княжны Ромодановские. Принесли царю в подарок икону, которой Алексей Михайлович благословил князя-кесаря, когда он женился. Икона сохранялась в роду брата князя-кесаря, и эти старухи были захудалые помещицы из-под Торжка, его потомки.

      Вторая

252

Барон Мейендорф Николай Феофилович, р. в 1888 г. в Санкт-Петербурге. Произведен в офицеры из вольноопределяющихся 1913 г. Офицер л.-гв. Конной артиллерии. В Вооруженных силах Юга России; с сентября 1919 г. в гвардейской артиллерии. Полковник. В эмиграции в Югославии. Служил в Русском Корпусе. Умер 17 марта 1969 г. в Зальцбурге (Австрия).