Одиннадцать минут. Пауло Коэльо

уж устроены – беды на них как из худого мешка валятся, а надежда все равно остается. Вот и родители ее пускай думают, что девочку их взяли к себе какие-нибудь бездетные богачи и что, бог даст, когда-нибудь она вернется в отчий дом во всем блеске и с кучей денег, но тот, кого она полюбила (впервые, но навсегда), будет о ней вспоминать всю жизнь и каждое утро корить себя за то, что не обратился к ней снова.

      Но она не успела написать письмо – в комнату вошла мать, увидела пятна крови на простыне, улыбнулась и сказала:

      – Ты стала взрослой, доченька.

      Мария пыталась понять, как связано ее взросление с кровью, струившейся по ногам, но мать толком объяснять не стала – сказала только, что ничего страшного в этом нет, просто придется теперь каждый месяц на четыре-пять дней подтыкаться чем-то вроде кукольной подушечки. Она спросила, пользуются ли такой штукой мужчины, чтобы кровь им не пачкала брюки, но узнала, что такое случается только с женщинами.

      Мария попеняла Богу за такую несправедливость, но в конце концов привыкла, приноровилась. А вот к тому, что мальчика больше не встречает, – нет, и потому беспрестанно ругала себя, что так глупо поступила, убежав от того, что было ей всего на свете желанней. Еще перед началом занятий она отправилась в единственную в их городке церковь и перед образом святого Антония поклялась, что сама первая заговорит с мальчиком.

      А на следующий день принарядилась как могла – надела платье, сшитое матерью специально по случаю начала занятий, – и вышла из дому, радуясь, что кончились, слава богу, каникулы. Но мальчика не было. Целую неделю прострадала она, прежде чем кто-то из одноклассников не сказал ей, что предмет ее воздыханий уехал из городка.

      – В дальние края, – добавил другой.

      В эту минуту Мария поняла: кое-что можно потерять навсегда. И еще поняла, что есть на свете место, именуемое «дальний край», что мир велик, а городок ее – крошечный и что самые яркие, самые лучшие люди в конце концов покидают его. И она бы тоже хотела уехать, да мала еще. Но все равно, глядя на пыльные улочки своего городка, решила, что когда-нибудь пойдет по стопам этого мальчика. Через девять недель, в пятницу, как предписывал канон ее веры, она пошла к первому причастию и попросила Деву Марию, чтоб когда-нибудь забрала ее из этой глуши.

      Еще какое-то время тосковала она, безуспешно пытаясь найти след мальчика, но никто не знал, куда переехали его родители. Марии тогда показалось, что мир, пожалуй, чересчур велик, что любовь – штука опасная, что Пречистая Дева обитает где-то на седьмом небе и не очень-то прислушивается к тому, о чем просят Ее дети в своих молитвах.

      Прошло три года. Мария училась математике и географии, смотрела по телевизору сериалы, впервые перелистала в школе неприличные журнальчики и завела дневник, куда стала заносить мысли о сером однообразии своей жизни, о том, как ей хочется наяву увидеть снег и океан, людей в тюрбанах, элегантных дам в драгоценностях, – словом, все то, что показывал телевизор и что рассказывали