Неизбранная. Ариана Джолин

Валенде. А может, и во всей Солии!

      Соль щиплет мне губы. И только спустя минуту я понимаю, что плачу. Сегодняшний день должен был стать моим. Они все должны были болеть за меня. Меня называть интересной. Рисовать симпатичное солнышко на моём лице. А не на лице какой-то там Коры, которая целыми днями отсиживается в доме бабушки и читает книжки. Которая не смогла запомнить все до единого сказания о наших Солнцах. Которая не проводила долгие часы, используя любой хлам, что попадался под руку (в основном мётлы и ветки), в попытках научиться фехтовать. Это просто нечестно!

      Я срываюсь с места и мчусь мимо оставленных на земле транспарантов, мимо обветшалых домов. Всю дорогу, не останавливаясь, назад, в нашу семейную лавчонку в нашей богом забытой деревеньке. Наконец я вбегаю под защиту мощённых булыжником стен и прячусь за деревянным столом, заставленным стеклянными вещицами. Прямо передо мной высится ряд безупречных стеклянных статуэток, созданных по образу и подобию прошлых Солнц. Они переливаются золотым, зелёным и красным, словно подмигивая мне в перерывах между поединками с монстрами и подъёмами валунов. Ты понимаешь, что что-то идёт не так, когда даже жизнь статуэток выглядит интереснее твоей.

      Под их пристальными взорами я даю волю слезам. Проплакавшись, я утыкаю распухшее лицо в расцарапанные коленки и поднимаю голову, только когда воздух прорезает лёгкий шелест. Мой папа входит в лавку и впускает внутрь солнечный свет. Вбирая в себя лучи, статуэтки словно светятся изнутри, заливают комнату цветом, раскрашивают наши лица сверкающими оттенками красного и оранжевого. Папа ловит мой взгляд и подходит ближе.

      – Леда, – тихонько начинает он, присаживаясь передо мной на корточки. Его сандалии скрипят.

      – Оставь меня в покое! – выкрикиваю я и снова прячу лицо в коленках. Слёзы больно жалят кожу, проникая в десятки крошечных царапин, покрывающих мои ноги.

      – Почему ты плачешь? Разве ты не рада, что у нас теперь есть новое Солнце?

      Я не отвечаю. Он сам должен знать «почему». Он мой отец. Его работа – замечать такие вещи.

      – Ну, ты чего, листовичок проглотил твоя язычок? – папа щекочет у меня под коленками.

      Я вскидываю голову и хихикаю. Его маленькая хитрость сработала.

      – Это просто несправедливо! Что есть у Коры, чего нет у меня? – всхлипываю я.

      – Иногда жизнь и правда несправедлива, Леда. – Папа пристраивается на полу рядышком со мной и хмурит брови. – Помнишь героев из маминых рассказов? Тех, которые были нашими прошлыми Солнцами?

      – Ага, – продолжаю всхлипывать я.

      – Помнишь, какими они всегда были?

      – Смелыми, добрыми и самоотверженными.

      – Всё это правда, но быть Солнцем – означает несколько большее, Леда. Наши герои должны быть исключительными, – отец барабанит пальцами по половицам.

      Я слегка наклоняю голову:

      – «Исключительными»?

      – Совершенно верно. В них должно быть что-то уникальное. Они не могут быть такими, как все, потому что ни один