Шпионские и иные истории из архивов России и Франции. Петр Черкасов

ни разу не названо даже в шифрованной переписке. Симолин слишком ценил услуги своего осведомителя, чтобы доверить его имя бумаге. «Наш канал» или «конфидент» – только так называл он агента в донесениях в Петербург на протяжении двух с лишним лет, пока продолжалось это интенсивное сотрудничество.

      Агент регулярно передавал Симолину шифры и секретные документы, относящиеся к переписке министра иностранных дел с французскими послами в Константинополе, Стокгольме, Копенгагене, Варшаве и, конечно же, с поверенным в делах в Петербурге.

      Благодаря его содействию Екатерина II и ее министры были в курсе закулисной деятельности французского поверенного в Петербурге Жене, который, будучи озабочен возможностью присоединения России к создаваемой антифранцузской коалиции европейских держав, желал выяснить намерения императрицы в этом направлении, а заодно пытался даже заниматься революционной пропагандой среди гвардейских офицеров столичного гарнизона. «Наш канал информирует меня, – с тревогой писал Симолин 10 октября 1791 года в шифрованном донесении вице-канцлеру Остерману, – что г-н Жене в своем предпоследнем письме сообщал о крайней сложности в распространении идей их святой революции в России, но что ему тем не менее уже удалось обольстить многих офицеров гвардии…» А в другом донесении из Парижа, датированном 12 декабря 1791 года, русский посланник, ссылаясь все на того же «конфидента», ознакомившегося с последними депешами Жене, предупреждает свое правительство, что французский поверенный «создал в Петербурге партию Друзей Человечества и что он нашел здесь значительное число достаточно твердых людей, способных остановить Императрицу в ее планах» (имеется в виду возможная военная интервенция России против революционной Франции. – П. Ч.).

      Разумеется, подобная информация не оставалась без внимания Екатерины II, приказавшей изолировать Жене от нежелательных контактов и перлюстрировать всю его корреспонденцию. После неудачного вареннского бегства Людовика XVI за пределы Франции (июнь 1791 года), когда король и его семья стали фактическими заложниками «жакобинов», русская самодержица начала склоняться к мысли о разрыве дипломатических отношений с революционной Францией. Она укрепилась в этом намерении после подписания королем 13 сентября 1791 года навязанной ему конституции. Первым шагом на пути к разрыву стал отзыв из Парижа в начале февраля 1792 года полномочного министра.

      Перед отъездом в Брюссель, где ему высочайше было велено обосноваться до получения дополнительных указаний, И. М. Симолин, сдавая дела советнику посольства М. С. Новикову, передал ему и канал связи со своим тайным агентом в МИД Франции.

      «…Имею честь сообщить Вашему Сиятельству, – писал Симолин 30 января 1792 года в донесении Остерману, – что я убедил нашего конфидента войти в сношения с г. Новиковым и что они познакомились третьего дня утром. Однако я условился с ним, что возьму с собой шифр, который он составил для нашей переписки, и что мы непосредственно возобновим ее в случае, если