Миланский вокзал. Якопо Де Микелис

десятках метров от того места, где я стоял. Практически у меня на глазах. Что я буду делать, если узнаю, что горло Бранци было перерезано, когда я просто стоял там?

      Отвлеченный этими мрачными мыслями, я не сразу понял, что в это время в коттедже что-то происходило. Тени стали чаще появляться у окон, двигаясь быстро и рывками, словно кто-то в сильном волнении рыскал по дому.

      Осознать это и решить, что я не могу просто стоять и смотреть, – одно. Приказ Альтьери был безапелляционным: «Больше никаких инициатив». Но он также велел мне следить за домом, и в глубине души я просто хотел присмотреться, чтобы понять, что происходит. Так, по крайней мере, я сказал себе, – но в душе знал, что если выйду из машины, то попросту не смогу ограничиться этим.

      Когда первые капли начали разбиваться о ветровое стекло, я проверил, заряжена ли «Беретта», и снял ее с предохранителя. Затем вышел с пистолетом в руке под проливной дождь и побежал к дому в темноте, разрываемой молниями. Привычный тоненький голосок кричал в моей голове, пересиливая раскаты грома. Я его не слушал – момент был совсем неподходящий. Перелез через низкий забор и сделал несколько прыжков по бесплодному лугу.

      Когда прислонился к стене коттеджа, я уже промок до костей, а мое сердце колотилось в груди как бешеное. Теперь я должен был быть очень, очень осторожным. Заметь он меня – и наверняка убьет свою пленницу или попытается сбежать, а то и вовсе выкинет какой-нибудь отчаянный фортель; а виноват в этом буду я.

      С крайней осторожностью я подошел к ближайшему окну и заглянул внутрь через щель между занавесками. В центре того, что должно было быть гостиной, спиной к окну стоял высокий дородный мужчина и оживленно жестикуликовал. Казалось, он кричит на кого-то, но двойное остекление не давало мне услышать ни единого слова. На мгновение мужчина обернулся, позволив мне увидеть его лицо. В нем действительно было что-то чудовищное: тяжелый лоб нависал над впалыми и асимметричными глазами, скул практически не было, а под бесформенным носом был рот – широкая, неровная щель, рассекающая лицо, из которой торчало несколько неестественно кривых зубов.

      Я подошел еще ближе к стеклу, вывернув шею в попытке определить, к кому он обращается, и увидел женскую фигуру, прижавшуюся к стене. Она была обнажена и защищала голову руками, будто ожидала, что в любую минуту ее ударят. Ее тело было покрыто пятнами, но я не понимал, были то пятна грязи или следы побоев. Я не видел ее лицо, но это могла быть только Матильда Бранци.

      Внезапно мужчина выбежал из комнаты. Через несколько мгновений он снова появился с ножом в руке и начал бродить по гостиной, что-то выкрикивая в приступах безудержной ярости. Инстинктивно я обернулся назад, надеясь увидеть патрули, посланные мне на помощь, но сквозь тьму и потоп не пробивалось никаких мигающих огней. Я должен был найти выход сам. Бранци жива, но если я не придумаю что-нибудь – причем быстро, – ей конец.

      Я обошел здание, осматриваясь. И входная, и задняя двери были бронированы, пробить их было невозможно.