Каторга. Валентин Пикуль

липкая духота. Матросы с винтовками и сумками для патронов у поясов, стоя у зарешеченной двери, твердо сказали:

      – Сюда, барышня, никак нельзя. Мы и сами туда не ходим. Прирежут! А кто сдох, того мы за ноги через люк вытаскиваем…

      Все было продумано заранее, и в случае бунта каторжан трюмы наполнялись раскаленным паром из корабельных котлов, чтобы люди сварились заживо, как бобы в закрытой кастрюле.

* * *

      Молодость чересчур любопытна. Клавдия Челищева впервые плыла на таком большом корабле, для нее был соблазнителен этот мир железных и гулких лабиринтов, уводящих в темноту люков, возносящих к небесам трапов, тайна загадочных коридоров. В носу «Ярославля» узенький коридорчик завел ее в тесный форпик, огороженный решеткой. Часовых здесь не было, очень ярко светила лампа, а за решеткой сидел человек… тот самый!

      В первый момент девушка даже испугалась:

      – Это вы, сударь? Почему вас держат отдельно?

      – Очевидно, я опаснее других, – ответил Полынов. – Для таких хищников, как я, требуется особая изоляция…

      Он приник лицом к прутьям решетки, и Клавочка вдруг обомлела от взгляда его глаз – золотистых, как мед, почти янтарных, а в глубине зрачков иногда вспыхивали отблески, словно человек давно сгорал изнутри и не мог догореть. Полынов спросил:

      – Мадмуазель спешит во Владивосток к жениху?

      – Нет, я плыву только на Сахалин.

      – По какой же статье о наказаниях? – спросил он.

      – По статье совести и гражданского долга.

      – Но такой статьи в собрании имперских законов нет.

      – Но она существует, даже неписаная, в душе каждого честного человека, если он желает быть полезен обществу.

      Форпик размещался в самом носу корабля, и в нем было слышно, как форштевень сокрушает под собой волны.

      – А вы не задумывались над вопросом, стоит ли наше общество того, чтобы ему услужали? Вот, например, я, – высказался Полынов, – неужели вы способны услужить даже мне?

      – Мне вас очень жаль, сударь, – искренно ответила Клавочка. – Если угодно, я согласна помочь вам. Но… чем?

      – Я был бы чрезвычайно признателен вам, если бы вы узнали, нет ли в партии арестантов политических ссыльных.

      – Я сама спрашивала об этом господ офицеров. И если вы страдаете за убеждения, вынуждена огорчить вас: на «Ярославле» плывут одни лишь уголовники, а политических нету.

      Полынов кивнул. Челищева улыбнулась ему:

      – Впрочем, могу вас порадовать… Случайно на этом корабле плывет один политический, о чем никто не догадывается.

      Полынов нервно отпрянул прочь от решетки:

      – Кто он? По какому процессу? Русский или поляк?

      – Это я, – вдруг ответила Клавочка…

      Рев сирены заглушил ее слова: «Ярославль» уже втягивался в обширные гавани Порт-Саида, чтобы взять угля и пресной воды, пополнить запасы искусственного льда для кают-компании. Клавочка даже не пошла на берег, почти с ужасом ощутив, что она влюбилась в этого страшного