Гадалка для холостяка. Анна Белинская

смешно, Илья Иванович!»

      Хватаю пульт и выключаю.

      – А где ваша ряса с этим… —Показывает на паука с люстры. – Членистоногим на плече?

      Он явился в ночь, чтобы об этом спросить?!

      – Вы считаете, что я должна круглосуточно ходить в мантии? Я такой же человек, как вы и любой другой – «Только хитрее», – мысленно проговариваю. – Мантия – такой же атрибут, как, скажем, свечи или карты таро, помогающие настроиться на сверхчувствительные волны моего собеседника.

      О, как задвинула! Порой я себе удивляюсь. Откуда во мне такой талант к вранью и фантазии, непонятно!

      – И, между прочим…– решаю продолжить: слишком мне нравится, как Миронов увлеченно меня слушает. На занятиях не замечает, да и на семинарах ни каждый студент имеет смелость раскрыть перед ним рот, а тут вон как уши развесил! Разве можно упускать такую возможность: Яна Решетникова читает лекцию Миронову Илье Ивановичу! Где бы записать дату этого великого дня?! – Я уже собиралась отдыхать и гостей не ждала. – Отодвигаю для себя стул и сажусь за стол под изучающим взглядом доцента. – А вы, Илья Иванович, перепугали весь подъезд, и я глубоко надеюсь, что для этого у вас были серьезные причины.

      Миронов соловело осматривается по сторонам и находит за своей спиной диван. Сердце подпрыгивает и устремляется в пятки, когда вспоминаю о нашей вечерней трапезе со Степаном Васильевичем и замечаю ее улики, опрометчиво брошенные впопыхах.

      «Непростительно, Яна! Недальновидно!»

      Илья Иванович небрежно шмякается лепешкой на диван и откидывает голову на спинку. Его блуждающий взгляд по верхней части моей пижамы мне не нравится. Любопытно-мужской и слишком откровенно-навязчивый. Почему он не смотрит на мою физиономию, которую, к слову, неприятно стянуло, что мешает мимике? Мне даже разговаривать становится сложно, словно меня окунули в бочку с цементом и он моментально высох.

      Миронов смотрит на ту часть моей фигуры, на которую обычно заглядываются озабоченные мужики, когда летом я надеваю маечку. Преподаватель за таким замечен не был, потому что несколько раз я приходила в универ в мини и с глубоким декольте, но паслись в нем все, кому от четырнадцати до бесконечности, кроме Ильи Ивановича, которому интересна, вероятно, всего одна часть человеческого тела – мозг. Но с этим у меня, по его мнению, проблемы.

      Опускаю стянутую маской рожу вниз и чуть не теряю линзы.

      Сквозь тонкий хлопок пижамки у меня проступают соски.

      Мать моя старородящая женщина!

      Стыд-то какой!

      «Это что еще за новости, Решетникова?!»

      Это от страха! Не каждый день на пороге своего дома встречаешь ненавистного преподавателя, к тому же во второй раз за этот самый день.

      А этот, который развалился, тоже хорош, пес похотливый!

      – Значит, говорите, что вы такой же человек, как любой другой? – И бродит глазёнками своими полупьяными от открытых ключиц до груди, при этом липко улыбаясь.

      – Конечно. —Скрещиваю руки, чтобы спрятать острые вершинки. Подумает еще чего ненужного. – Мы отличаемся