Лунный свет (сборник). Ги де Мопассан

достигла полного расцвета. Он думал: «Не красится ли она?» – и старался уловить у корней волос более темную или более светлую полоску, но не находил ее.

      Глухие шаги по ковру заставили его встрепенуться и повернуть голову. Два лакея вносили чайный столик. В большом серебряном приборе, блестящем и сложном, как химический аппарат, тихо бурлила вода, подогреваемая синим пламенем спиртовки.

      – Можно предложить вам чашку чая? – спросила она.

      Когда он согласился, она встала и прямой походкой, изысканной в самой своей твердости, не раскачиваясь, подошла к столику, где пар шумел во чреве этого прибора, среди цветника пирожных, печенья, засахаренных фруктов и конфет.

      Теперь ее силуэт четко вырисовывался на обоях гостиной, и Мариоль обратил внимание на тонкость ее талии, изящество бедер в сочетании с широкими плечами и полной грудью, которыми он только что любовался. А так как ее светлое платье, извиваясь, раскинулось за нею и, казалось, бесконечно растягивало по ковру ее тело, у него мелькнула грубая мысль: «Вон оно что: сирена! Одни обещания!»

      Теперь она обходила гостей, с чарующей грацией предлагая лакомства.

      Мариоль следил за нею глазами, когда Ламарт, блуждавший с чашкою в руке, подошел к нему и спросил:

      – Уйдем вместе?

      – Разумеется.

      – Сейчас же, хорошо? Я устал.

      – Сейчас пойдем.

      Они вышли.

      На улице писатель спросил:

      – Вы домой или в клуб?

      – Зайду в клуб на часок.

      – К «Барабанщикам»?

      – Да.

      – Я провожу вас до подъезда. На меня такие места наводят тоску; никогда там не бываю. Я состою членом, только чтобы пользоваться экипажем.

      Они взялись под руку и пошли по направлению к церкви Сент-Огюстен.

      Пройдя несколько шагов, Мариоль спросил:

      – Какая странная женщина! Какого вы о ней мнения?

      Ламарт громко рассмеялся.

      – Это уже начинается кризис, – сказал он. – Вы пройдете через него, как и все мы; теперь я излечился, но и я переболел в свое время. Друг мой! Кризис выражается в том, что, собравшись вместе или встретившись где бы то ни было, ее друзья говорят только о ней.

      – Что касается меня, то я говорю о ней в первый раз, и это вполне естественно, раз я еле знаком с нею.

      – Пусть так. Поговорим о ней. Знайте же: вы влюбитесь в нее. Это неизбежно; через это проходят все.

      – Значит, она так обворожительна?

      – И да и нет. Те, кому нравятся женщины былых времен, женщины душевные, сердечные, чувствительные, женщины из старинных романов, – те не любят и даже ненавидят ее до такой степени, что начинают говорить о ней всякие гадости. Ну а мы, ценящие обаяние современности, мы вынуждены признать, что она восхитительна, – пока не привяжешься к ней. А вот все как раз и привязываются. Впрочем, от этого не умирают, да и страдают не очень; зато бесятся, что она такая, а не иная. Если она захочет – и вы это испытаете. Да она уже расставила вам сети.

      Мариоль воскликнул, выражая свою затаенную