Радио Попова. Анья Портин

с кровати и пойти спать в прихожую, может, хоть там удастся заснуть? Вот у меня в ту октябрьскую ночь все так и началось.

      Я уже перепробовал все, что только можно. Открывал окно, переворачивал подушку. Надел носки, снял носки. Попил воды, сходил в туалет, съел половину маринованного огурца, попил еще раз. Ничего не помогало, тогда я взял под мышку одеяло и подушку и пошел в прихожую. Вытянулся на шершавом коврике, сунул подушку под голову, а под подушку фонарик, я его часто носил в кармане пижамы. Коврик не пылесосили целую вечность. Мелкие камушки впивались в спину, а комки уличной грязи рассыпа́лись подо мной в пыль, но в целом жить можно. Хоть какое-то разнообразие в бессонную ночь.

      Я лежал на полу и вслушивался в ночные звуки. В батарее побулькивало, ветки деревьев скребли коготками в кухонное окно. Больше ничего слышно не было. А, нет, еще у меня урчало в животе. От голода. Ужасно хотелось есть.

      Я жил с отцом в доме номер четыре по Керамической улице. Хотя «жил», наверное, надо взять в кавычки. Точнее, в кавычки надо взять «с отцом», потому что отец как раз дома бывал очень редко. То есть считалось, что я живу с ним вместе в просторной квартире многоэтажки, а на самом деле я просто хранился, как на складе, в пространстве из трех комнат и кухни, пока отца не было дома.

      На этот раз с отцовского отъезда прошел уже месяц, а то и больше – я сбился со счета. Уезжал отец, по его словам, «заниматься бизнесом» или «на важные переговоры» куда-нибудь на край света. То в Италию, то в Мексику, то на Бали. Куда конкретно и когда вернется, он не рассказывал. В один прекрасный день он просто возникал на пороге, вытаскивал из чемодана какую-нибудь ужасную вазу или статуэтку и водружал на книжную полку. А потом заваливался на диван, а потом снова подскакивал с него, когда приходило время уезжать.

      Обычно перед отъездом отец закупал еды, но в этот раз забыл. Я думал, что он оставил мне денег, и даже обрадовался – в кои-то веки смогу сам выбрать, что поесть. Не макароны или хлебцы, нет уж, я купил бы фруктов, и сыра, и свежих булочек, таких, чтобы аж пальцам было горячо! Я залез в шкаф под раковиной и достал ржавую жестяную коробку, в которой отец держал деньги на хозяйственные расходы. Увы, в коробке осталось лишь несколько монеток – только-только на сухари и туалетную бумагу.

      Пришлось как следует изучить кухонные шкафы. Я нашел рис, макароны, сухари. Кетчуп, несколько маринованных огурцов в банке, черствую булочку. Чай в пакетиках и мед. Но теперь запасы подходили к концу. Днем я сварил последние макароны и ножом выковырял из бутылки остатки кетчупа. На ужин у меня был сухарь и подслащенный медом эрл грей – папин любимый чай (сам я его терпеть не могу). Чай пришлось заварить горячей водой из-под крана – чайник не работал. Потому что электричество отключили как раз после того, как я сварил макароны, – отец, видимо, забыл за него заплатить.

      В общем, я лежал на полу, чувствуя под спиной камешки, рядом с чашкой недозаваренного чая, и вдруг на лестнице послышались шаги. Потом шаги прекратились и что-то стукнуло. И потом опять шаги, пауза, БУМК! Шаги, пауза, БУМК! В последний раз шаги остановились прямо у моей двери. Теперь ночной гость был от меня на расстоянии вытянутой руки. Я боялся, что живот заурчит и выдаст меня, но в последний момент обошлось.

      Я облегченно вздохнул. А может, это был вздох усталости и тревоги. Наверное, всё вместе. Бывает, что для вздоха есть сразу много причин.

      По ту сторону двери стало тихо. Я затаил дыхание и прислушался. Тот, кто был за дверью, похоже, сделал то же самое. Я попытался успокоиться, но у меня снова вырвался вздох. Глубокий, как колодец.

      За дверью зашуршало.

      Я перевел дух и прошептал:

      – Кто там?

      Молчат. Наверное, не услышали.

      – Кто там? – повторил я и приложил ухо к двери.

      На лестнице было тихо как в могиле, потом крышка щели для писем хлопнула, и на пол что-то упало. Я нащупал под подушкой фонарик и посветил. Под дверью лежала газета.

      Значит, это почтальон. Ошибся дверью. Отец давно ничего не выписывал, он же все равно всегда в отъезде. Он и не знал, что я люблю газеты. Периодически достаю из мусора старые и читаю их от первой до последней страницы. Газета, упавшая в щель для почты, показалась мне свалившимся с неба сокровищем, ведь это моя единственная связь с миром. Электричества-то нет, телефон зарядить нельзя, вообще ничего не работает – ни телевизор, ни компьютер, ни один прибор.

      Я раскрыл было газету, чтобы погрузиться в мировые события, представить себя частью происходящего. Чтобы вокруг шумели человеческие голоса, проходили предвыборные кампании, революции и демонстрации. Чтобы затесаться в стайку школьников, которые слоняются по торговому центру, или оказаться на трибунах рядом с футбольными болельщиками. Среди ураганов, извержений вулканов и несущихся с неба метеоритов… Больше я ничего представить не успел, потому что из газеты выкатилось на пол маленькое краснощекое яблоко. Я подхватил его, откусил и снова взялся за газету. Она была какая-то слишком увесистая. Я развернул страницы и посветил фонариком. В развороте оказались серые шерстяные носки и завернутый в бумагу