Пасынки отца народов. Какого цвета любовь?. Валида Будакиду

печь вообще? Там же в подвале специальные машины стоят!

      Фраза: – Я не хочу суп! Без промедления билась козырным тузом: – Я тебя не спрашиваю, что ты хочешь!

      Мама целый день могла ходить по квартире, что-то передвигать, что-то искать, терять, снова находить, перепрятывать. Часам в трём дня, если это было воскресенье, она, как бы глядя на себя со стороны, ласково сообщала:

      – Вот я уже уста-а-а-ала… Моя миссия закончена…

      Аделаида многие годы потом думала, что «миссия» – это выдвигание ящиков в комоде.

      От маминого «клише» и в школе были одни проблемы!

      Каждый год с подпиской на газету «Пионерская правда» в классе возникал конфуз. Подписка на год стоила шесть рублей. Все одноклассники приносили положенные шесть рублей и получали взамен квиточек об уплате. Мама каждый год давала три и, удивлённо пожав плечами, говорила: Зачем мне на год? Меня целое лето в городе нет! – Недоумевала она, видимо, намекая на летние школьные каникулы, когда они всей семьёй выезжали куда-нибудь на месячный отдых. Да лучше бы и не ездили, чем жить в тех комнатах, которые они снимали! Аделаида хорошо помнила, как чуть не утонула в общественном туалете на краю огорода. Так ведь этот отдых длился только один месяц, а не «три»! И вообще очень хотелось опять получать «Пионерскую правду». Это же была единственная детская газета, с картинками, с новостями из пионерской жизни и кино! Некоторые одноклассники даже уже выписывали «Комсомольскую правду». Выделывались! Им же надо было показать, что они уже взрослые. Когда Аделаида приносила три рубля – на полгода, вместо положенных шести, в классе дети над Аделаидой смеялись. Учителя молча брали трёшник. Но самое обидное начиналось, когда после июня газета переставала приходить, а дети в классе как будто бы назло обсуждали при ней прочитанное, смеялись напечатанным на последней странице смешинкам, обсуждали всякие пионерские новости. Тогда Аделаида чувствовала, что теперь реально «выпала из колеи».

      А ещё, хоть и редко, и папа и мама шутили. Причём, у них были общие любимые шутки, произносимые изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, из пятилетки в пятилетку. Как-то раз, очень давно, папа рассказал анекдот, который, видимо, отвечал душевному состоянию мамы, и они потом всегда говорили:

      – Ти сто? С ума сасёл?! (Ты что – с ума сошёл?!) – И смеялись вместе.

      Мамино душевное состояние отличалось завидным постоянством. Например, никто бы никогда её не смог убедить, что нога – это человеческая конечность с костями, мясом, сосудами и нервами, что она может болеть и нельзя на неё натягивать обувь тридцать седьмого размера, если сама она (живая человеческая нога) – тридцать девятого! Что странно – тут у мамы с папой была потрясающая гармония и полнейшее взаимопонимание. Даже Аделаиде покупали обувь не тридцать седьмого размера, а как мама считала нужным – «тридцать шесть с половиной». Эта проклятая «с половина» резко портила пионерке Аделаиде и без того не розовую жизнь. Обувь давила, а ноги через несколько часов отекали от веса, от неё