Бумажные души. Эрик Аксл Сунд

ее и стали разглядывать оба человека из похоронной команды. Сельская идиллия: крестьянский двор, залитый солнечным светом, пара сеновалов – так и представляешь себе, как кто-то валяется на сене, вкушая свежий воздух.

      Двое криминалистов переговаривались, сидя возле ванны на корточках; из-за масок голоса звучали приглушенно. Эксперты рассматривали руку женщины.

      – Отклонения? – спросил тот, что помоложе.

      – Похоже на то, – подтвердил тот, что постарше.

      Один из служащих похоронной команды подавил зевок. Он знал, что запахи состоят из физических частиц, и ему абсолютно не хотелось втягивать в себя трупный запах, в буквальном смысле глотать эти частицы. Стоя в дверях, он рассеянно оглядел гостиную.

      На столике бутылка красного вина, наполовину пустая, бокал из наплывного стекла и переполненная пепельница, на стене над диваном пара портретов в рамках. Портреты походили на школьные фотографии и представляли двух мальчиков лет одиннадцати-двенадцати.

      Вот черт, подумал он. Где теперь эти мальчишки?

      Он шагнул к ванной и кашлянул.

      – Это… У нее что, дети есть?

      – Да… Живут с отцом.

      Похоронщик подумал о собственных родителях. Отец вот уже семь лет как сошел в ад под руку с “Джонни Уолкером”. Матери хватило ума, чтобы в одночасье бросить пить, но при этом хватило глупости удариться в религию.

      – Она что, упилась до смерти? – спросил он.

      – Пока не знаем.

      – Когда патологоанатом будет? – Похоронщик вздохнул.

      – К сожалению, он пока не может приехать. В морге проблемы с морозильником. Мне жаль, что вам приходится ждать, но дело пойдет быстрее, если мы не будем отвлекаться.

      Похоронщик с напарником уселись за кухонный стол. Вот бы оказаться в каком-нибудь другом месте. На севере Норвегии, например. С надежной удочкой. Чтобы соленый ветер в лицо, а на крючке чтобы болталась чудовищных размеров рыбина.

      Ну и работа у него. И не полиция, и не похоронное бюро.

      Трупный запах въедался в кожу, приходил вместе с ним домой, не давал уснуть по ночам. Иногда ему снились даже звуки. Один, самый жуткий, до сих пор преследовал его во сне. Они тогда приехали по вызову в дачный домик, забрать останки старушки, которая пролежала так долго, что уже и запаха не осталось. Когда они попытались поднять труп, голова и позвоночник с сухим перестуком отделились, а все остальное осталось лежать на полу.

      Человек из похоронной команды выглянул в кухонное окно. За стеклом в сальных отпечатках и пятнах присохшей пыльцы играли в ленивом желтом свете предвечернего солнца дети.

      – Жалко полицейских, которые зарегистрировали сообщение о смерти, – заметил он, думая о малышах, потерявших родителей.

* * *

      В нескольких километрах южнее Бергсхамры, рядом с моргом Новой Каролинской больницы, судмедэксперт отправила во временный морозильник еще одно поврежденное плесенью тело.

      Из восьмидесяти девяти трупов, перемещенных из постоянных морозильных