Мы знаем, что ты помнишь. Туве Альстердаль

Много лет назад Эйра здорово здесь напивалась и вовсю оттягивалась со случайными мужиками. В памяти остались одни лишь тела, без лиц.

      Август вернулся от бара с двумя порциями виски «Хай Коуст».

      – Что думаешь о том насильнике? Может нам это что-то дать?

      – Ты не находишь, что не слишком-то умно говорить о расследовании в баре?

      – Но мы же говорили в ресторане на ипподроме.

      – В тот раз ты сообщал мне информацию. К тому же там нас никто не слышал.

      Они оглядели бар. Ковер-палас и мягкие стулья, группа местных женщин лет сорока, парочка угрюмых коммивояжеров.

      Август отпил прямо из горлышка бутылки.

      – Холоднокровные рулят. Это что-то норрландское, да? – спросил он.

      – Чего?

      – Так сказали те старички на ипподроме, что холоднокровные скакуны горячее, чем обычные лошадки.

      – Рабочие лошадки – усердные, – наставительно сказала Эйра, – и не такие нервные и чокнутые, как эти. А так ты, пожалуй, прав, это действительно нечто исконно норрландское.

      – Не представляю, каково это – всю жизнь жить на одном месте, где все друг друга знают.

      Август откинулся назад, его глаза блестели. Эйра почувствовала, что постепенно пьянеет – обострившееся ощущение жизни, того, что она существует, здесь и сейчас. Она ничем не рискует. Он еще слишком молод, и к тому же у него есть девушка, он сам говорил.

      – Я жила несколько лет в Стокгольме, – сказала Эйра. – Я всегда думала, что должна уехать отсюда, как только мне разрешат самой строить свою жизнь.

      – Но потом между делом вклинилась любовь, да?

      – В каком-то роде. – Она посмотрела в окно – асфальт и парковка. Это мама вклинилась, а не любовь, но говорить об этом было тяжело, слишком личное. Заболевание, ответственность, страх, что она не там, где нужно, – вот почему в прошлом году Эйра вернулась обратно домой. Но ведь ее поступок отчасти тоже продиктован любовью.

      Август звякнул своей бутылкой о ее бокал.

      – Эйра, – проговорил он. – Красивое имя. Необычное.

      – Только не для Одалена. – Она выждала, чтобы поглядеть, последует ли какая-нибудь реакция. Реакции не последовало. – Так звали девушку, которая погибла от срикошетившей пули. Одален, 1931 год. Эйра Сёдерберг. Меня окрестили в ее честь.

      – Вот оно что. Круто!

      Эйра до сих пор не была уверена, что Август понимает, о чем речь. Она не учла, что ему никогда не стать тем, кто из-под каждого камня выуживает истории. Как бы то ни было, про расстрел в Одалене писали даже в школьных учебниках. Эйре Сёдерберг было всего двадцать лет, когда она погибла. Ее даже не было в колонне демонстрантов, она просто стояла рядом и смотрела, когда в нее угодила пуля. Это событие в корне изменило Швецию, отныне армии было запрещено выступать против рабочих. Именно здесь было положено начало тому, что позже назовут «шведской моделью общества» – свобода на рынке занятости и компромиссный подход ко всему.

      Эйра допила пиво.

      – Выпьем же за это, – сказал Август и отправился за новой порцией.

      Спустя