Вниз головой напополам. Изяслав Винтерман

      то ли Волги верблюжьей, то ли, выколи глаз, Оки.

      И глядишь на Стрелку[1], на остриё направления вверх или вдаль,

      по течению или против него,

      будто по недомыслию замысел разгадал…

      Кувшины, распухшие от воды…

      Кувшины, распухшие от воды,

      распахнутые врата.

      Входи, живи и вкушай плоды,

      не выронив изо рта.

      Живём – отравленные водой,

      отвратным на вид плодом,

      с наколотою в глазах звездой,

      сжигающею наш дом.

      И если снова вернусь сюда —

      свой лёгкий свершить нажим, —

      пусть звёзды капают, как вода,

      окуклившись до снежин.

      Не утонуть два раза в одной реке…

      Не утонуть два раза в одной реке:

      в омут сперва, потом головой с моста.

      Одна голова летит – эге-ге-е! —

      другая молчит, пузыри изо рта,

      раздулась на двадцать бульбулей она,

      встречает рассвет, провожает закат:

      запас золотой от плоского дна

      вбирая в погашенные глаза.

      И катятся дальше река, голова.

      И роется луч в шевелюре волн.

      Любовь провожает до гроба, ловя

      головы, с плеч летящие вон…

      Всё забрызгано пятнами света…

      Всё забрызгано пятнами света,

      тенью старых и новых дерев.

      Мало ветра, чтоб листьями с веток

      отрываться, лететь, одурев.

      Тени тьмою набухнут. Бескровье

      колыхнёт к ледяному окну.

      Полечу как отродье бесовье,

      бошку в плесень ночную макну.

      Джонни Уокер и Дэниэлс Джек

      Джонни Уокер и Дэниэлс Джек

      спят в остатках на донышках тёмных,

      друг у друга в движении век

      продолжаясь, в словах мегатонных.

      Друг у друга мы есть или нет…

      То ломясь, то вливаясь друг в друга,

      разделяем ли мы тьму и свет —

      изнутри подожжённого круга —

      то сминающих нас, точно сон,

      то бессонницей душащих смертной.

      А в висках два дружка в унисон,

      как навлоны валютою местной.

      Русский актёр проходит пробы…

      Русский актёр проходит пробы,

      вступительные экзамены —

      изображает пьяного.

      Это же нулевой уровень,

      клятва на знамени,

      слёзы над гробом,

      управленье туманами,

      контурами пустоты.

      Захлёбывается слюной,

      выхлопным газом

      клятвы:

      «Я знаю, что трезв,

      и со мною народ мой,

      в роль входящий,

      как в куст горящий,

      не моргнув и глазом».

      Мы подняли листву, смели…

      Мы подняли листву, смели,

      как фрагменты старинной карты

      неоткрытой ещё земли

      то ли плоской, то ли покатой.

      Нам бы землю эту открыть,

      в сердце не убавляя прыть,

      выбивая ревнивый ритм,

      выколачивая тайну рифм

      из стволов, из груди, из глаз,

      текущих по карте вниз, —

      это сердечный оргазм,

      естественный магнетизм.

      Гоняет ветер здесь чаи…

      Гоняет ветер здесь чаи

      с потомками орды.

      Причудливы обычаи

      всегда живой воды.

      Стучит в мозгу тестостерон —

      есть слух даже у глаз.

      Любовью с четырёх сторон

      и с пятого угла —

      проходят люди взад-вперёд,

      неся свои кресты,

      пьют кислород и водород

      и бегают в кусты…

      Меня пробирает дождь…

      Меня пробирает дождь,

      по листьям скользящий вниз.

      Внизу ставят штамп подошв

      сочнее транзитных виз.

      Ласкает каблук земля.

      Припудривает носок

      серебряная зола,

      и шепчет

1

Место слияния Волги и Оки.