Дорога в Гарвард и обратно. Лана Барсукова

только бери! Куча видосов, как кто-то крутые штуки делает. И лекции хорошие есть, и тексты. Реально хорошие. Правда, их на русский язык отвратительно переводят, как будто специально. Все слова русские, а смысл ускользает. Пришлось много читать на английском. Читать научился, а говорить нет. А главное, все время что-то надо делать руками, что-то ломать.

      – Ломать?

      – Ну, взламывать. Если взломаешь программу, значит, и написать сможешь такую же, только лучше. Нет неуязвимых программ. Но чем больше ломаешь, тем ближе подбираешься к этому идеалу.

      Гоша сам удивился своей многословности. Давно его так не прорывало.

      – Ладно, хорошего помаленьку, – закончил он.

      Перед ними замаячил их отель. Демонстративно роскошный, как все в Эмиратах, где яркостью красок пытаются затмить солнце.

      – У тебя как кондиционер работает? – Гоша решил сменить тему. – У меня просто зверски. Я ночью замерз реально.

      – Так у арабов, видимо, комплекс неполноценности, оттого что у них зимы нет. Вот они ее ночами и устраивают.

      Гоша рассмеялся. «А у этого Эдика кроме мозгов еще и чувство юмора есть», – отметил он.

      И когда они поднимались по ступенькам отеля, оба знали, что на каждого чудака во вселенной найдется другой чудак, с которым будет хорошо вместе.

      Глава 5. Развод

      Гоша любил компьютерный мир самозабвенно и восторженно. Там все было логично, гармонично и закономерно. Жизнь на этом фоне представлялась ему бардаком, где совершаются идиотские поступки и проливаются слезы, оставляющие незаживающие душевные раны.

      Однажды отец хлопнул дверью и уехал жить на дачу. Все как обычно. Необычным было лишь то, что он захватил с собой чемодан. На антресолях образовалась пустота, которая резала глаз какой-то несуразностью. В их маленькой квартире все было заставлено и плотно подогнано, вещи как будто вросли друг в друга. И вдруг дырка, брешь.

      Гоша косил глазом на эту пустоту и считал дни. Отца не было уже неделю. Обычно активная фаза обиды прогорала в нем за два-три дня, потом он возвращался и долго ходил с хмурым лицом, пока тлеющая обида не превращалась в пепел. В этом отношении папа был полной противоположностью мамы, которая вспыхивала как спичка, могла оскорбить и даже побить посуду, но через час улыбалась и честно не помнила, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. Папа никогда не повышал голос, но умел консервировать обиды. У него была хорошая память на все, что в порыве ссоры говорила мама.

      Гоша всегда удивлялся, как нелогична окружающая его действительность. Компьютер обязательно подобрал бы папе и маме других партнеров. Но они почему-то выбрали друг друга. И теперь этот системный сбой приводит вот к таким дачным каникулам.

      Через десять дней мама под видом уборки залезла на антресоли. Она шуровала там коробки, протирала пыль и выкидывала лыжные ботинки, из которых Гоша давно вырос. Потом закончила уборку и слезла со стремянки.

      Гоша внимательно поглядывал на маму. Было что-то неестественное в ее активности, в демонстративной хозяйственности. Обычно мама не дружила с уборкой, всегда