Кукла советника. Елена Литвиненко

потом на балкон выскочил княжич, размахивая тонкой рисовой бумагой.

      – «Губки, как…» Что-о? «Створки жемчужницы»? Раковины? – заржал он. – Моллюск ты наш, губошлепочный!

      Тяжелая диванная подушка сшибла его с ног.

      – Не догоню, значит? – зашипела Куколка, запрыгнув на брата.

      Ого! Да она же почти голая, в панталонах и корсете!

      Шлеп! От звонкой пощечины у мальчишки чуть искры из глаз не посыпались.

      – Мама! – заревел он благим матом и вцепился в волосы княжне.

      – Ай! Пусти!

      – Корова!

      – Недоумок!

      Бах! Клубок из тел сшиб напольную вазу, и та окатила дерущихся водой.

      – Что здесь происходит?! Марианна! Освальд! Немедленно прекратите!

      Мальчишка нехотя отпустил смоляные кудри княжны, а та, слезая с него, напоследок пнула брата. Тот заныл, больше не от боли, а чтобы пожалели.

      – Марианна!

      – Мама, он первый начал! – задыхаясь, крикнула Куколка. – Он мои письма украл! А если бы граф услышал?!

      – А если бы граф увидел тебя?! Что бы он подумал? На кого ты похожа?

      – Но ма…

      – Никаких «ма»! Немедленно оденься! А ты, ты как здесь оказался?!

      Мальчишка что-то прошепелявил.

      – Освальд, – прошипела княгиня, – если ты не прекратишь пакостить сестре, я тебе обещаю, ездового орла ты не получишь! Все понял?! Быстро к себе!

      Высокая женщина в темно-синем бархатном халате вышла на балкон. Кончиком туфли отбросила рассыпавшиеся рододендроны, перешагнула через лужу. Я восхитилась ее гордой осанкой. И ведь она без корсета!

      Княгиня тем временем приказала горничной:

      – Уберись здесь! И принеси две чашки ромашкового настоя.

      Послышался шелест одежды, и на балкон вышла Куколка, по примеру матери одетая в халат.

      – Мам, ты сердишься? – залезла она под мышку княгине. Та несильно потянула дочку за ухо.

      – Сержусь. – Но было слышно, что она улыбается. Наклонилась и поцеловала девушку в макушку. – Взрослая леди уже, а ведешь себя…

      Дальше я не подслушивала. Тихо пробралась к выходу с галереи и прошмыгнула лестничный пролет, не замеченная стражей.

      – …Лира, ты плачешь? Кто тебя обидел? – спросил поздно вернувшийся Тимар.

      – Я? Нет…

      – Ну как же нет, когда да?

      – Давай спать, – буркнула я, отвернувшись к стене.

      – Ну, как знаешь.

      Тимар задул свечу и сразу уснул, а я еще долго ворочалась, впервые за три года вспомнив о матери.

      Глава 12

      Утром меня никто не будил, и я провалялась в постели до обеда. Настроение было сумрачным, под стать хмурому дню с шелестящим по траве и камню дождем. Но если к ужину распогодилось, то мне стало еще горше. Раньше я как-то не задумывалась об отношениях с матерью, принимая как данность, что меня не любят. Подслушанный вчера разговор, нежность, с которой княгиня ласкала набедокурившую дочь, была равносильна удару под дых. И я впервые задумалась – а почему так? Что я ей сделала? Почему она так ненавидела