Империя Ч. Елена Крюкова

он понимал ее птичью речь? Его печень екала. Ему надо было поесть. Она приносила ему печенную в костре мидию на листе сухого прошлогоднего лопуха. Есть еще у Господа справедливость. Он приподнимался на локтях, ел.

      – Как зовут эту землю?.. Иаббон?..

      Под висящими смоляными волосьями он читал ее радостную улыбку. Она качала головою.

      – Ямато. Ямато…

      – Пусть Ямато. Жить…

      Он хотел вымолвить: пить, – и губы перепутали. Он уже говорил на ее языке.

      Она кормила его, кормила – и выкормила.

      Однажды он перевернулся на живот без ее помощи, сам.

      Она подкладывала под него железный холодный противень, чтобы он мог облегчиться. Только бы она ничего не пекла после на противне поганом. Откуда она брала еду на пустынном берегу? Ловила крабов; подстреливала малых птичек из рогатки. Он рассмотрел, во что она одета. Простые белые широкие штаны, черная рубаха. На груди – вышитый золотом дракон. Золотые нити пообтрепались, повыцвели. Однажды он потрогал дракона пальцем. Ему показалось, что страшный зверь тихо заворчал. А это она озорно зарычала, чтоб его напугать и повеселить. И сама рассмеялась – громко, грубо.

      – Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!.. ха… ха…

      Он оборвал ее смех, вцепившись ей в запястье, резко тряхнув за руку. Огонь руки обжег его. Ему показалось – он взял в руки раскаленный добела чугунный брус.

      – Что?! – крикнула она страшно. Глаза ее расширились.

      Он сжал ее руку до явственного хруста кости. Чуть не сломал. Из ее глаз полились слезы, пряди, висящие вдоль по коричневым щекам, мгновенно вымокли в слезах.

      – Зачем ты… зачем ты!..

      – Скажи мне ты, – он задохнулся. – Скажи мне, зачем ты меня спасла?! Ведь это чужая земля… чужая земля!.. И я пленник… я буду пленником тут же, как меня найдут… ты сошла с ума – спасать больное, обожженное тело! И меня все равно расстреляют… Повесят… или будут держать за решеткой, в загоне для скота… Лучше бы я умер…

      – …нет. Не лучше.

      Он выпустил ее руку. Она подула на запястье. Погладила вмятины на коже.

      – Ты же не воткнешь в себя кинжал.

      – Ведь у тебя и кинжала нет.

      – Есть. У меня все есть. Ты русский? Ты красивый. Я люблю бойцов с бритыми головами. Я дам тебе кинжал. Ты поиграешься с ним и кинешь его в угол. Вон в тот, где сплю. – Она презрительно показала во тьму закута. – Но прежде ты будешь притворяться, что убьешь себя. Себя трудно убить, моряк. Когда ты спал, я сняла с тебя твою тельняшку, выстирала и заштопала ее. Вот.

      Полосатая одежонка полетела ему, лежащему, на голову.

      – Какая ты добрая!.. Отчего ты такая добрая?..

      – Оттого, что я одна. Ни одного живого существа вокруг, кроме мидий да крабов. За две мили отсюда живет старуха Гэта. Она уже не может передвигаться сама. Я ношу ей жареную рыбу.

      – Рыбу?.. Ты умеешь ловить рыбу?..

      Ее губа приподнялась в смешке.

      – Ты, глупый, сам ел третьего дня – в бреду, что ли?

      – Я не могу различить