Необыкновенное обыкновенное чудо. О любви. Наринэ Абгарян

ее грел довольный обожравшийся Камикадзе.

      «Может, это и есть мое счастье? Чего еще желать женщине в моем возрасте? Опять влюбляться, страдать от тоски, от невозможности, терять, мучиться… Ну уж нет! Для счастья хватит этих двоих!» Она подумала о Женьке, о его сухих ладонях, о молодом поэте с медузными волосами и о собачке. Интересно, найдет ли та сегодня свое счастье?

      Светлый ангел в небесах лишь головой покачал да рукой махнул. Никогда он не понимал этих женщин! И чего им нужно?!

      Артак Оганесян

      Идеальное утро для ловли транзитных пассажиров

      – Первым делом, как отоспишься после джетлага, пойдем в Центральный парк, – сказал отец дочери.

      – А зачем? – спросила та.

      – Может, с тобой мне повезет узнать, куда деваются утки, когда пруд в парке замерзает.

      – Папа, опять ты… – пожурила его дочь со снисходительной улыбкой, которая может быть только у тринадцатилетней девочки, начинающей понимать, что и у родителей могут быть свои причуды.

      – Вот и водитель манхэттенского такси, у которого я как-то спросил, не знает ли он случайно про уток, повернулся и сказал, что я над ним смеюсь или просто чокнутый.

      – Па-ап, ну за кого ты меня принимаешь? – возмутилась дочь. – Я уже прочла весь сборник, который ты мне прислал в подарок, хотя мама говорила, что мне по возрасту еще рано.

      – А мама тебе говорила, что она тоже была фанаткой этого Писателя?

      – Говорила-говорила, а еще добавляла, что она выросла из этого, а ты так и остался подростком.

      – Ну и отлично, значит, мы с тобой, как два тинейджера, легко найдем общий язык!

      Он пододвинул рюкзак так, чтобы вытянуть на него ноги. Им предстояло провести в транзитной зоне франкфуртского аэропорта еще три часа. После развода и его переезда в Штаты это были первые каникулы, на которые бывшая жена позволила ему забрать дочь.

      – Пап, а ты действительно живешь в его книгах? Ну, то есть, мама говорила, что у тебя в голове до сих пор одни только воображаемые Джими Джимирино. И работа у тебя такая дурацкая, типа вокруг его творчества.

      – Можно и так сказать, – выдохнул отец. – Типа вокруг… Когда-то я был искусствоведом. И это мне жутко нравилось. Но от нынешней моей «дурацкой» работы я и вовсе тащусь! Представляешь, я выдумываю всякую чепуху, и ее экранизируют. И за это еще платят. По большей части я просто выдергиваю идеи у разных авторов, чаще всего ворую у того самого Писателя… ну, ты понимаешь. Кстати, говоришь, ты прочитала его сборник… а что тебе больше всего из его вещиц понравилось?

      – Не знаю, я не всё там поняла. Вроде как просто, а дочитаешь – и что про что, не знаешь.

      – Но что-то же понравилось?

      – Про бейсбольную рукавицу, которая была изрисована стихами.

      – Да, классный флешбэк про рукавицу брата. Вся тоска и грусть, что брата рядом нет. Ты знаешь, я как-то засиделся в Центральном парке, наблюдал за мальчишками, которые гоняли мяч. Стало темнеть, они почти не видели мяч, но продолжали игру. И тут я понял, что очень