История Петра Великого. Александр Брикнер

юноши пременяхуся»[5]. За несколько лет до вступления на престол Петра был обнародован указ, строго запрещавший «перенимать иноземские немецкие и иные извычаи, постригать волосов, носить платье, кафтаны и шапки с иноземных образцов» и проч[6].

      При Федоре влияние Польши усиливается. Первая супруга царя, Грушецкая, была виновницей введения реформы относительно платья при дворе и в высших кругах русского общества; под ее влиянием начали в Москве стричь волосы, брить бороды, носить сабли и кунтуши польские, заводить школы, польские и латинские и проч[7].

      Еще при Федоре было говорено и писано о неудовольствии многих бояр, вызванном этими нововведениями.

      Таким образом, прежнее византийское влияние было отчасти сменено польским, отчасти же и то и другое встречается вместе. Низшие классы общества, а также духовенство находятся гораздо более под влиянием византийско-средневековой стихии, уклоняясь от влияния западноевропейской цивилизации, высказываясь одинаково резко как против польско-латинской, так и против германско-протестантской культуры. Зато светские элементы высшего общества по необходимости начали учиться у Западной Европы.

      Вопрос о том, какого рода западноевропейское влияние должно было иметь перевес в центре государства, был самым важным, роковым вопросом.

      При Федоре можно было считать вероятным окончательный перевес средневековой католической науки, пробившей себе путь в Россию через Польшу и Малороссию. Люди, подобные Симеону Полоцкому, прибывшему в Россию при царе Алексее и сделавшемуся наставником детей царя от первого брака, были представителями эрудиции, основанной на отвлеченных науках – риторике, философии и богословии прежних веков.

      В этом отношении достойно внимания то предпочтение, с которым некоторые лица при московском дворе, в том числе Федор и София, занимались церковной историей. Сын Петра Алексей – и эта черта характеризует, между прочим, бездну, открывшуюся впоследствии между отцом и сыном, – особенно охотно занимался чтением церковно-исторического сочинения Баронил и делал из него выписки. Это направление некоторым образом классического, по крайней мере основанного на латинском языке, воспитания было диаметрально противоположно тому реальному обучению, которое русские могли приобрести от германского и протестантского мира.

      Многое зависело от решения вопроса, кто будет главным наставником России: Рим ли со своими отцами церкви и иезуитами, с латинским наречием и схоластикой, или те народы, которые упорно боролись против перевеса Рима, Габсбургцев, Испании, где англичане, голландцы, немцы, – те народы, умственное и политическое развитие которых в эпоху Реформации было выражением всестороннего прогресса человечества.

      Россия могла примкнуть или к романскому, католическому, миру, великому в прошедшем, не забывавшему своих прежних прав и своего прежнего перевеса, державшемуся отсталых понятий о преимуществах

5

Сказание об осаде Троице-Сергиева монастыря, 2-е изд., 20.

6

Полное собрание законов (ПСЗ), I, № 607.

7

Соловьев, XIII, 330. XIV, 32.