Не родись болтливой. Наталья Александрова

период – семидесятые годы…

      – Какого века? – спросила я, холодея и уже предчувствуя ответ.

      – Ну не девятнадцатого же, милая! – возмущенно воскликнула старушка, – Восемнадцатого, конечно!

      – Им больше двухсот лет?

      – Разумеется. Что же тут такого удивительного? В этой комнате много старых вещей. Я, например. Шучу, шучу, мне немножко меньше. Достаньте четыре чашки, Танечка, у нас будут еще гости.

      Я накрыла на маленьком столике в углу, там стоял электрический самовар, уже наполненный водой, заварной чайник и серебряная сахарница. Открылась дверь, вошел Цезарь, держа в зубах поводок, а за ним двигался маленький старичок, почти игрушечный. Замыкал шествие мужчина, открывавший мне дверь. Он держал в руках большое блюдо с пирожными.

      – Здравствуйте, Мария Михайловна, дорогая! – обратился старичок к хозяйке комнаты. – Вы сегодня чудесно выглядите.

      – Здравствуйте, здравствуйте. Познакомьтесь, Танечка, это мой старинный приятель.

      Старичок поставил свою палочку в уголок, протянул мне маленькую ручку и сказал:

      – Позвольте представиться – Карамазов Николай…

      – Неужели Алексеевич? – не удержалась я.

      – Петрович, а батюшка мой действительно был Петр Алексеевич. Так что хотите верьте, хотите нет, а считаем себя потомками, – сказал старичок с гордостью.

      Он весь был такой чистенький, аккуратненький, беленький пушок едва прикрывал розовую лысинку, и одет в какой-то маленький костюмчик, наверное, в «Детском мире» покупает.

      – А вы, милая барышня? – напомнил он о себе.

      – Если вы Карамазов, то меня зовут Татьяна Ларина, – засмеялась я.

      Они замолчали, было неловко, подумали, что я так неудачно пошутила, а этот тип с пирожными нахмурился.

      – Это правда, меня действительно так зовут. Паспорта у меня нет, уж поверьте на слово.

      – Милая, вы мне сразу понравились! – умилилась старушка. – А с Кириллом вы ведь уже знакомы?

      Значит, этого типа зовут Кирилл, я улыбнулась ему как можно приветливее. Кирилл откинул плед, и стало видно, что кресло, в котором сидела Мария Михайловна, было инвалидное. Он подкатил кресло к столику, и мы сели пить чай. Старички обращались друг к другу церемонно по имени-отчеству, Кирилл очень предупредительно за ними ухаживал. Выпив чашку, я встала и подошла к Цезарю, который как пришел, так сразу разлегся посреди комнаты, и стало видно, какой он огромный. Мария Михайловна заметила, что это, наверное, от большой площади он так разросся. С разрешения хозяйки я скормила Цезарю сухое пирожное, причем он так и съел его, лежа и глядя мне в глаза с выражением ослика Иа-Иа из мультфильма про Винни-Пуха, а потом подошла к картине. В ней было что-то очень знакомое.

      У нас с бабушкой в моем детстве была традиция – каждый праздник Седьмого ноября мы ходили в Эрмитаж. Раньше я думала, что это оттого, что бабушка не любила все эти демонстрации с красными флагами и криками в мегафон «Да здравствует!..»