Запах скошенной травы. Жан-Лоран Солитью

смоченной в глубокой металлической раковине, стоящей в дальнем углу подвала. Он налил барсуку водки из новой открытой бутылки «Белуги» и подождал, когда Мудзин осушит свою чашу, бывшую в его лапах довольно объёмным кувшином.

      – Ты что такой разбитый? Люций обидел тебя чем-то, что ли? – сдержанно и учтиво спросил барсука Леон, подсаживаясь к нему на холодный бетонный пол.

      – Кто? Этот соплежуй? Ещё бы он меня обидел! Кишка тонка… – отвлечённо ответил Мудзин, в голосе которого Леон уловил печальные ноты тоски.

      – Но что-то тебя всё же волнует, дружок. Что случилось?

      – Да ничего, Леон, не переживай. Просто старый барсук расковырял старые раны. Щас я опохмелюсь, и всё встанет на круги своя.

      – Проблемы не стоит запивать. Хроническая усталость и депрессия с помощью алкоголя, конечно, развивается медленнее, но есть и обратная сторона: алкоголизм развивается значительно быстрее.

      – Ты меня в алкоголики-то не записывай. Это просто для… Тонуса.

      – Ага. Цирроз твоей маленькой печени тоже в тонусе тебя должен поддерживать?

      – Да что ты прикопался ко мне?! – рявкнул на него Мудзин. – Иди к своей семье! Не мучай старого барсука…

      – Ты сам себя мучаешь и вряд ли хочешь, чтобы я уходил.

      – И что с того? Тебе вообще какое дело, чем я занимаюсь? – злобно и тоскливо ворчал Мудзин, перекатывая грани рюмки.

      – Такое, что ты мой гость и… Друг, Мудзин. Поэтому я хочу знать, что тебя тревожит.

      – У тебя есть дом, семья, друг вот приехал… А у меня ничего нет! Только скверный нрав и одиночество.

      – Так не могло быть всегда. У тебя есть семья?

      – Да есть, конечно…

      – И?

      – И меня изгнали, мать твою, вот что! -громко прорычал Мудзин, стукнув рюмкой по столу.

      – За что?

      – Чрезмерное пьянство, сквернословие, – загибал пальцы на лапке Мудзин. – дурной нрав, аморальное поведение, не свойственное бакэдануки, уход от традиционной ответственности и невыполнение обязательств. Да, да! Смейся! Это было очевидно – знаю!

      – Мне не смешно, – пожал плечами Леон, действительно не сдерживая отсутствующий смех. – Тебе за две сотни лет, Мудзин. И давно ты так скитаешься?

      – Не знаю, я не считал, – обрывисто бросил он, а потом замолчал. – Ну, лет сорок, может быть.

      – Это немалый срок. Ты не думал, что тебя могли простить? Лет тридцать девять назад?

      – Думал, но я не собираюсь приходить к ним с повинной, словно я какой-то больной дегенерат – тёмное пятно на родословной дома! Я просто хотел жить свободно, понимаешь? Я хотел посмотреть на мир, делать то, что я хочу, и говорить то, что я хочу. Я не желал превращаться в долбаный чайник, который какие-нибудь идиоты поставят на огонь, и не хотел ходить да помогать всяким отщепенцам; продолжать кровный род с другими барсучихами и вести войну с лисами. Ты меня понимаешь, Леон? – от злости на глазу