Слезы на том берегу. Иван Александрович Мордвинкин

заснеженного озера и мягко уклонялась влево. А потом дорога, оставив им поворот со знаком «Озёрное», тянулась куда-то дальше, растворяясь в колкой ветреной круговерти, а им предлагая съехать на рыхлую сизую полоску, ведущую к деревне.

      – Здесь вправо, – подсказал Олег с пассажирского сиденья.

        Марина вывернула, переключилась на нижнюю, и машина зарокотала уверенным басом, пробивая снежный затор и оправдывая увесистый кредит.

      Наледи хрупко трещали, разлетались, и с их стеклянным хрустом дорога послушно ложилась под зимнюю резину.

      – Видишь? – ободрил Олег, когда она, не сбрасывая, протаранила улегшийся поперек дороги снежный перехлест. Машину юзнуло в сторону, но Марина выровняла, удержала и даже поддала газу, схватив резиной выметенный ветром асфальт.

      – Вижу, – ответила она и вздохнула. Но видела Марина только ожог на руке, вскипевшей кожей чуя и тот, что по всему боку пониже левой груди, и тот, что по бедру до самого колена. – Это ж не мотоцикл, тут четыре колеса.

        Олег промолчал. Он теперь тоже не любил мотоциклы, но молча. Берёг Марину. Да и сама она вслух не вспоминала о той аварии, о пламени? крови и изувеченном мотоцикле. Но водить теперь боялась и машину.

        Чистый асфальтовый взгорок закончился, и дорога пала в низину, резко выворачивая и обходя изломы береговой линии. Марина сбросила скорость, и машина покатила тише, осторожнее, натужно пробиваясь через снежные перемёты.

        Олег пару раз прочистил горло, заёрзал в сиденьи и… промолчал. Марина знала, чего он хочет. Она для виду глянула в боковое зеркало, просто, чтобы он не видел её перепуга, вдохнула тихо, потом переключилась на повышенную и сосредоточилась на неровной трассе, пунктирно прикрытой белыми пятнами снега.

      Но проклятые ожоги замаячили в памяти, поднимая со дна души предательское волнение.

        Очередной поворот вправо вышел грубовато – под снежным напылением схватился ледок, да ещё и отполировался ветрами. Машину чуть бросило по ходу движения, и Марина стукнулась о дверь проклятым "пригоревшим" боком. Взяла влево, потом снова вывернула вправо, но жестко и поздно.

        Последнее, что она запомнила, это ожог в треугольнике между большим и остальными пальцами на руке, взлетевшей поверх руля.

        ***

        Машина лежала на левом боку в самом низу плавной, по-снежному округлой впадины.

        Олег уперся левой рукой в Маринино сиденье, правой повернул к себе её лицо:

      – Ты как? Порядок? – его глаза суетливо бегали, схватывая детали, но губы резиново улыбались.

      – Вроде… – выдохнула Марина.