175 дней на счастье. Зина Кузнецова

мучила Лелю вопросами о последних Романовых и отстала, только когда уставшая Леля случайно сказала, что последний наследник Российского престола Алексей Николаевич болел редкой болезнью педофилией вместо гемофилии. Класс взорвался смехом, а учительница, с которой Леля еще в начале урока поспорила из-за своего внешнего вида, с нескрываемым удовольствием поставила ей два в журнал. На перемене каждый одноклассник считал своей задачей объяснить Леле как дуре, чем одно понятие отличается от другого. И в Леле закипели прежнее раздражение и желание отчужденности.

      После последнего урока у кабинета ее поджидала Ксения Михайловна.

      – Ну идем, Сергей Никитич ждет, – сказала она, обдав Лелю всеми запахами, которые можно почувствовать, пройдя летом после дождя около цветочной клумбы. На улице это обилие ароматов наполняет легкие свежестью, а в помещении хочется сунуть голову в воду, только бы перестать задыхаться от сладости аромата. – Ну зачем же ты так сразу на рожон!.. – добавила Ксения Михайловна с досадой. И было в этой досаде что-то не человеколюбивое, а трусоватое. Так может сокрушаться человек, который случайно угодил под раздачу из-за другого.

      Пройдя мимо тихой старушки-секретаря, они постучали в ободранную и пошарпанную дверь бывшей бухгалтерии.

      – Входите-входите! – послышался бодрый голос.

      В ноздри ударил все тот же уютный запах дешевого растворимого кофе. Сергей Никитич что-то читал, облокотившись о стол. Леля села в кресло напротив, Ксения Михайловна встала позади.

      – Сергей Никитич, – подала голос классная руководительница, – Оля Стрижова, как вы и сказали.

      – Добрый вечер, Леля. Чудесный день! Птички замерзают на лету, и ничего не помешает нам побеседовать о…

      – Птицы на юг улетели.

      – Как это, а воробьи? А синички? Голуби, в конце концов!.. Так, Леля, на тебя жалуются. Тебе самой-то зачитали обвинение или ты не знаешь, за что задержана?

      Леля вздохнула.

      – Знаю.

      – Конечно знает! – подала голос Ксения Михайловна. – Как она может не знать, что провинилась. Прекрасно знает!

      Леле стало неприятно, что Ксения Михайловна стоит у нее за спиной. Говорить хотелось только с директором.

      – Хорошо, Ксения Михайловна, хорошо. Я вас понял. Хотите чаю, кофе?

      – Не откажусь, да.

      – Попросите у Марьи Георгиевны, она вам вкуснейший кофе заварит. Вкуснейший!

      И классная руководительница, опора учеников, стена, которая должна защищать своих подопечных от любых ударов, обрадованная тем, что сможет пересидеть у секретаря надвигающуюся неприятную сцену, поспешно вышла.

      – Что, Леля, тяжело вливаться в коллектив? – спросил директор со вздохом.

      – Непросто, конечно.

      – А особенно непросто, когда обретаешь острые края и даже не пытаешься смягчиться, только режешь и режешь все, что рядом.

      – Они, знаете, тоже…

      – Все хороши, не спорю! Вот чему меня научила школа, так