Огненная кровь. Том 1. Ляна Зелинская

пусть лучше её выгонят из дома, но она не даст согласия мэтру Гийо!

      – Миледи, – горничная появилась с фонарём из проёма дверей, – там господа просятся переждать непогоду, говорят, колесо у кареты отлетело, застряли прямо под нашими воротами.

      – Господа? Какие господа? – тётя Огаста беспомощно посмотрела сначала на Мартина, пожилого слугу, а затем на тётушку Клэр.

      – По виду так благородные, только мокрые уж очень, – произнесла горничная, вытирая ладонью капли со лба и осеняя себя защитными знаками, – а карету и впрямь раскорячило, намыло там ямину у ворот, и ужас такой, что даже пройти нельзя, не то чтобы проехать. Мать Всеблагая заступница!

      Горничная потопталась и, видя, что хозяйка ничего не говорит, спросила:

      – Так что сказать господам-то? А то они туточки, у входа стоят. Промокли до нитки!

      – Но… как же? Ночь уже… и это же неприлично, – пробормотала тётя, оглядываясь на присутствующих и ища поддержки.

      И было видно, что правила приличия борются в её голове с правилами гостеприимства. Но в этот раз правила гостеприимства победили.

      Тётя Огаста встала, придав своему лицу строгое выражение, сжала в руках платочек и произнесла суровым голосом хозяйки дома:

      – Проси. А ты, Мартин, будь здесь. И Сезару скажи, чтобы сидел в коридоре.

      Горничная нырнула в темноту, и вскоре снова появилась с фонарём в руках, а за её спиной показались три мужских силуэта.

      От благородных господ на полу образовались три огромных лужи, и мокрые они были, надо сказать, и правда до нитки. Потоки воды, несущиеся с горы, размыли дорогу, перегородив её сломанным тополем, их карета сползла по раскисшей глине, угодив колесом в промоину как раз напротив ворот дома тёти Огасты.

      Конюха отправили распрячь лошадей и завести на конюшню, кухарку готовить горячее вино со специями, а горничную – за полотенцами, чтобы промокнуть «благородных господ». Иррис велели зажечь побольше свечей, потому что уже смеркалось, и она, поднося огниво к фитилям, украдкой рассматривала гостей.

      Первым вошёл пожилой господин, высокий и статный, с лицом ястреба: нос с горбинкой, массивные брови, залысины над высоким лбом, переходящие в седину, гордая осанка и глаза – серые, почти прозрачные, словно в них растворился туман с прожилками блестящей стали. Взгляд этот показался Иррис недобрым, он прожигал насквозь и заставлял чувствовать огонь где-то внутри, под сердцем. И смотрел этот господин чересчур проницательно, казалось, что прямо в душу, так, как будто медленно загонял под рёбра тончайший стилет. При нём была трость с золотым набалдашником, а одежда, хоть и мокрая, но дорогая и сшитая по южной моде, говорила о том, что очень редкая птица залетела сегодня в дом тёти Огасты.

      За ним следом вошёл ещё один мужчина, пожалуй, чуть младше первого и пониже ростом. Его мокрые волосы спадали на плечи сосульками, и коричневый бархатный кафтан обвис. Но элегантный атласный жилет, шёлковый галстук с сапфировой булавкой и туфли с лаковыми пряжками