Голубая Дивизия, военнопленные и интернированные испанцы в СССР. А. В. Елпатьевский

теперь отражения военных вопросов в дневнике Ридруэхо. Для него война с Россией не является внезапной – они с друзьями обсуждают вопросы формирования «экспедиционного корпуса добровольцев» накануне войны, которая начнется «в ближайшие недели» (С. 10). Но он считает, что для России война была неожиданной. Вот его запись, сделанная 26 сентября в 70 км от Смоленска, где испанцы «полностью могли считать себя в зоне войны – на берегу реки, среди картины искореженных пушек, танков и других следов недавнего боя».

      «Характерное зрелище нескольких защитных полос, покинутых поспешно. Окопы. Вся работа по фортификации – временная и срочная. От Минска до этого места ни следа линии защиты, обдуманно подготовленной к возможной агрессии. Автомагистраль – единственная работа военного назначения – более пригодна для интенсификации атаки, чем для защитных целей. Хотя, пожалуй, как и в другие времена, существовало пространство – единственная линия Зигфрида или Мажино для России.

      К Смоленску над нашими головами постоянно летели самолеты. Туда был направлен – но остановлен – основной удар, германская стрела, которая так легко, так неудержимо нанесла рану русской периферии. Сейчас дело шло о сердце. Возвращаясь к защите пространством, следует сказать, что всё, что можно было наблюдать, сильно отличалось от того, что могло бы считаться стратегическим отступлением. Не оставляют в таких случаях миллионы человек – погибших и военнопленных. Нетронутые нивы и поселки, большие, хотя и разрушенные, города также не соответствуют тактике выжженной земли. Тактика больших клиньев, расколовших глубину вражеского тыла, и огромные котлы, попав в которые войска были раскрошены и доведены до капитуляции, – все это, без сомнения, было фактами поразительными и неожиданными. Не далее, как вчера в операции на Украине были разгромлены четыре советские армии. Восемьдесят дивизий бежали сейчас к Москве; без сомнения, Россия, до настоящего времени убегающая, до сих пор удивлена внезапностью нападения» (С. 107).

      О русских военнопленных, захваченных как немцами, так и испанцами, в дневнике Ридруэхо много записей. Впервые автор видит их 15 сентября недалеко от Радошковице:

      «…усталых, плохо одетых, более безразличных, чем мрачных. Только три солдата охраняют их. Спасение от войны или готовность к долгому страданию? Западные пленные, которых я видел в Германии, за исключением кое-где поляков, держались с достоинством и даже с некоторым добродушием, как казалось. Эти, судя по слухам, бесчисленные по всей длине фронта, – были на тех не похожи. Я не удивился ощущению – не только моему – отсутствия с нашей стороны и тени неприязни и антипатии к этим врагам. Лишь любопытство и человеческое сочувствие. Кто мог персонализировать в этих людях вину Государства, а в народе – вину Режима? Мы, столь далекие иностранцы, – не можем испытывать злобы ни из-за земли, ни из-за расы. Идея против идеи, люди ничего не должны видеть в этом. У обитателей деревни лица были испуганные и враждебные, а у военнопленных