Зов. Антология русского хоррора. Антология

Керси

      Давно увлекаюсь фэнтези и почти столько же мучаю Word. Есть публикации в различных сборниках. Активно участвую в «Пролёте Фантазии», который люблю всем сердцем. Планирую перейти к крупной прозе.

      Семя

      «…и мы видим непостижимые аномалии, которые мы как будто с ужасом осознаём благодаря ловким намёкам, в невинности которых мы едва ли можем усомниться, пока напряжённый глухой голос говорящего не внушает нам страх перед неведомым…»

Г.Ф. Лавкрафт

      Мечтал ли он о лете? Конечно, мечтал. О своём холодном лете. Когда дыхание на выдохе превращается в иней, птицы, вылетая из-под крыш, падают камнями, а солнце белое, как льдина, преломляется в тысячах кристаллов так, что глазу больно.

      Он говорил, что не чувствует тела. Холодные ноги перебирали шаги, словно отточенный механизм, но земли под ними он не ощущал.

      – Неудивительно, – вторила я. – Саму холод пробирает. Живёшь от горячей похлёбки до вечернего костра.

      А по ночам он нежный, как кот: целует мои пальцы, руки, поднимает взгляд, и я могу рассмотреть в его больших серых глазах янтарные вкрапления. Белая кожа, точно из алебастра, становится горячей и влажной, льнёт ко мне, греет меня, пока трескучий костёр слизывает мрак.

      А после всё по нотам: утро забирается в мягкие спальники, трясёт и будит, как верный пёс, поднимает в путь.

      – Трогаем! – командует Марк, группа становится на лыжи и выдвигается.

      Экспедиции никогда не обходились без проблем. Кроме этой. То ли стылая тишь Северной Земли, то ли опытность Марка – что-то вселяло спокойствие. Дом больных и брошенных стариков-зданий, белых медведей и утопшей в снегах зубастой техники будто уступал сильнейшему: ветры стихали, толстый наст, местами твёрже льда, не давал провалиться, а костры и примусы были жарче обычного.

      …

      Но иногда, лишь изредка, я слышу вой… Словно плач животного, поймавшего смертельную рану.

      По ночам, когда снаружи стихают звуки, и мы с Марком упаковываемся каждый в свой мешок. Тогда сквозь навалившуюся дрёму я слышу ЕГО.

      – У-у-у-ум-м-м-м, – доносится издали, с вершин Туманных гор – каменного хребта, что длинным шрамом пересёк восток острова. – У-у-у-ун-н-н-н-нх-х-х-х…

      Звук растягивается эхом и тает в морозном воздухе, страх вышагивает по телу ногами-иглами и облизывает нутро холодным языком. Тогда я, дрожа, как струночка, выбираюсь из пасти спальника и в темноте палатки нащупываю мешок Марка. Вот он, рядом. Парень протягивает руку, сжимает мои пальцы, поправляет растрёпанные волосы. И этого хватает, чтобы я снова уснула.

      «Хорошо, милый. Ты спокоен – и я спокойна».

      А затем мне снится сон.

      Один и тот же.

      Раз за разом. Будто чей-то дурной коготь вычерчивает его в моём мозгу.

      Там есть лес, тёмный и густой, как старое болото, а я парю над ним. Ночное небо уставилось на меня единственным белым глазом, и я крепко жмурюсь. Страшно. Сейчас упаду!

      Ныряю под кроны ещё сонных деревьев, и грязно-зелёные