Зов. Антология русского хоррора. Антология

как и появилась, исчезла в воде.

      Когда Сухарев вскочил и направил камеру смартфона на озеро, то на видео попал лишь пенящийся водоворот, от которого во все стороны разбегались волны. Вспомнив про цыган, он обернулся. Все семеро были мертвы – удар чудовищной силы превратил их тела в кровавое месиво. Девчонка, однако, выжила. Она стояла на коленях в луже крови и причитала над обезображенным родственником. Полицейский, не успевший добежать до своего оппонента, тоже упал на колени и принялся кланяться в сторону грузовика, в кузове которого уже лежала накрытая тентом загадочная статуя. Его спутники делали то же самое, и все хором напевали какую-то околесицу, до боли Сухареву знакомую, но совершенно непонятно, откуда.

      Закончив возносить благодарности – в этом коллектор не сомневался – неведомо кому, оборчане поднялись с земли. Полицейский, проходя мимо продолжающего вести кинохронику Сухарева, легким движением руки вырвал смартфон у него из пальцев и швырнул его в озеро. После чего сухо предложил подвезти до оставленной у речки «тойоты» и подлатать колеса.

      Отказываться Сухарев не стал. Его психика оказалась перегружена нетривиальностью событий сегодняшнего дня, и он пребывал в глубокой прострации, чтобы как-то возражать.

      Из окна полицейского внедорожника он увидел завывающего карлика-гидроцефала, который буравил пустыми глазницами озеро, перебирая сморщенными пальцами свои медали.

      – Духи больше не отвечают ему, – с сочувствием произнес нанаец.

      – А можно вопрос? – наконец пришел в себя Сухарев и обратился к полицейскому, крутившему руль. – Кто этот карлик?

      Полицейский молчал. Про статую он тоже ничего не сказал. Про цыган, про девочку, про заимку, про чудовище, живущее в озере – все вопросы Сухарева упирались в молчание.

      «Патрол» пересек речку и остановился возле «крауна». Полицейский молча помог Александру поменять оба колеса – одно на запаску из багажника «тойоты», а другое на «желток», лежавший во внедорожнике. Затем, прежде чем он уехал, к нему вернулось прежнее расположение духа, как там, на пригорке перед заимкой. Изрядно приправляя речь ругательствами, он пояснил, что коллекторам тут не рады и пообещал в следующую встречу запереть обоих на пятнадцать суток в участке. Но речь его после мистического молчания показалась Сухареву какой-то искусственной, бесцветной, и он, ни капли не стушевавшись, всё-таки задал последний вопрос:

      – А сибас в закусочной будет?

      – Сибас? – полицейский удивился и вдруг как-то по-особенному посмотрел в глаза коллектору.

      И тому почудилось, что взор его достает до самого мозга.

      – Да у нас теперь и устрицы будут не хуже, чем в Ницце, и лангусты с омарами, – добавил полицейский с удовлетворенной ухмылкой и уехал.

      Сухарев машинально открыл дверь «тойоты» с привычной стороны и снова уставился на бледного нанайца, что-то бормочущего под нос.

      – Сраный правый руль! – чертыхнулся сотрудник департамента внутреннего