Жизнь творимого романа. От авантекста к контексту «Анны Карениной». Михаил Долбилов

о ближайших планах и наметках автора. В середине февраля он обрадовал Н. Н. Страхова рассказом о своем прогрессе в писании нового романа:

      [Я] очень занят и много работаю. <…> Я не могу иначе нарисовать круга, как сведя его и потом поправляя неправильности при начале. И теперь я только что свожу круг и поправляю, поправляю… Никогда еще со мною не бывало, чтобы я написал так много, никому ничего не читая, и даже не рассказывая, и ужасно хочется прочесть. <…> Не знаю, будет ли хорошо. Редко вижу в таком свете, чтобы всё мне нравилось; но написано уж так много и отделано, и круг почти сведен, и так уж устал переделывать, что в 20 числах хочу ехать в Москву и сдать в катковскую типографию453.

      В двух письмах брату Сергею во второй половине февраля Толстой сначала сообщал: «А я кончаю поправлять первую часть и думаю на будущей неделе ехать в Москву печатать», – а вскоре после того делился приятным чувством близости завершения большого дела: «Я теперь доканчиваю всю свою работу, и ты не можешь себе представить, как я этого жду и надеюсь, что это будет вместе с хорошей погодой и я поеду к тебе»454. Учитывая объединявшую братьев страсть к охоте, чаяние «хорошей погоды» для поездки в имение С. Н. Толстого Пирогово следует отнести не к ближайшим мартовским неделям, а к середине весны, сезону любимой обоими тяги вальдшнепов – следовательно, Толстой отводил себе еще месяц-полтора интенсивного творчества. Эта оговорка, а также выражение «доканчиваю всю свою работу» подразумевают представление о значительно большем отрезке романа, нежели лишь одна, пусть и пространная, начальная часть его.

      По возвращении из Москвы в начале марта Толстой с удвоенной определенностью, не опуская практических подробностей, писал Страхову о своем намерении издать роман еще до лета:

      Я <…> отдал в типографию часть рукописи, листов на 7. Всего будет листов 40. Надеюсь всё напечатать до мая. В Москве же я в первый раз прочел несколько глав дочери Тютчева и Ю. Самарину. Я выбрал их обоих, как людей очень холодных, умных и тонких, и мне показалось, что впечатления произвело мало; но я от этого не только не разлюбил, но еще с большим рвением принялся доделывать и переделывать. Я думаю, что будет хорошо, но не понравится и успеха не будет иметь, п[отому] ч[то] очень просто455.

      Чтобы успеть к маю, доделывание и переделывание остающегося массива текста на тридцать три печатных листа требовало и вправду немалого рвения.

      Наконец, письмо С. А. Толстой сестре Т. А. Кузминской, написанное в дни пребывания мужа в Москве, отразило ход дальнейшей подготовки чистовиков для типографии: «В числе разных дел, Лёвочка повез отдавать в печать свой новый роман, первую часть, а мне оставил переписывать уже вторую, которой много написано»456. Как мы увидим ниже, Софья Андреевна еще до того успела перебелить стопку датируемых концом 1873 – началом 1874 года автографов – прообразов ключевых глав из середины и даже финала АК. В согласии с образом – из февральского письма

453

Толстой–Страхов. С. 151 (письмо от 13 февраля 1874 г.). Восторженный отклик Страхова см.: Там же. С. 153 (письмо Страхова от 22 февраля 1874 г.).

454

Переписка Л. Н. Толстого с сестрой и братьями. С. 329–330 (письма С. Н. Толстому от 15…23? февраля и от конца февраля 1874 г.).

455

Толстой–Страхов. С. 157 (письмо от 6 марта 1874 г.). Чтение, о котором пишет Толстой, происходило в доме сестры Ф. И. Тютчева Д. И. Сушковой, у которой и жила Екатерина Федоровна Тютчева, давняя приятельница автора, его не вполне состоявшаяся сердечная привязанность в начале 1860‐х. Выбор Толстым первых слушателей романа тем примечательнее, что Тютчева, как было хорошо известно в ее кругу, любила Юрия Федоровича Самарина, закоренелого холостяка (похожего этим, да и не только этим, на толстовского Кознышева). В письмах Тютчевой одной из самых постоянных и доверенных ее корреспонденток, сестре Дарье, за март – апрель 1874 года нет упоминаний о чтении Толстым нового романа (Мемориальный архив Музея «Усадьба Мураново». Ф. 1. Оп. 1. Д. 702. Л. 11–22). Проверить на тот же предмет письма Самарина ко времени сдачи в печать настоящей книги мне не удалось. Сообщение в том же письме Толстого о том, что Самарин «взялся держать корректуру», несколько озадачивает (даже при том, что следом идет уточнение: «[Н]о я и сам буду держать»): Самарин не был столь близким знакомым Толстого и знатоком его творчества, как тот же Страхов, а главное – у него, увлеченного современной политикой публициста и полемиста, должно было хватать своих занятий, относящихся к иной сфере, чем беллетристика. Условным аналогом Самарина, держащего корректуру АК, мог бы выступить Кознышев, вычитывающий гранки аграрно-хозяйственной книги Левина (будь та завершена). В любом случае переписка Толстого не содержит никаких позднейших сведений о причастности Самарина к работе над АК в 1874 году.

456

ОР ГМТ. Ф. 25. № 3172. Л. 2 об. (письмо от 27 февраля – 2 марта 1874 г.; цитированные строки – от 2 марта). Беловая копия Части 2, над которой трудилась в те дни С. А. Толстая, не сохранилась в целостном виде; значительные ее блоки входят в состав нижнего слоя нынешних рукописей 26 и 27, которые будут охарактеризованы ниже.