Жизнь творимого романа. От авантекста к контексту «Анны Карениной». Михаил Долбилов

«Ну так нынче во Французском» – помета рукой Толстого:] Через Числову240

2. Скандал из‐за жены чиновника Вендена, «миротворство» Вронского (2:5)

      [Р28 (март 1874). Л. 12, 13–13 об.]

      П[олковой] К[омандир] и У[дашев] оба понимали, что имя Удашева и флигель-адъютантский вензель должны много содействовать смягчению Тит[улярного] Сов[етника]. <…>

      Т[итулярный] С[оветник] подал руку и закурил слабую папиросу. Все казалось прекрасно кончено; но Т[итулярный] С[оветник] хотел поделиться за папиросой с своим новым знакомым, Князем и Ф[лигель-] А[дъютантом], своими чувствами, тем более что Удашев нравился ему.

      ____________________________

      [Р31 (март – апрель (?) 1874), правка копии. ЧРВ. С. 199, 200]

      Полковой командир и <Удашев> Вронский оба понимали, что имя <Удашева> Вронского и флигель-адъютантский вензель должны много содействовать смягчению титулярного советника. <…>

      Титулярный советник подал руку и закурил папиросу. Все, казалось, прекрасно кончено, но титулярный советник хотел поделиться за папиросой с своим новым знакомым, <Князем> Графом и флигель-адъютантом, своими чувствами, тем более, что <Удашев> Вронской своей открытой и благородной физиономией произвел на него приятное впечатление.

3. Пара офицеров-геев (2:19)

      [Р1 (весна 1873). ПЗР. С. 729]

      Он [Балашов. – М.Д.] доедал суп, когда в столовую вошли офицер и статский.

      Балашов241 взглянул на них и отвернулся опять, будто не видя.

      – Что, подкрепляешься на работу, – сказал офицер, садясь подле него.

      – Да. Ты видишь.

      – А вы не боитесь потяжелеть, – сказал толстый, пухлый штатский, садясь подле молодого офицера.

      – Что? – сердито сказал Балашов.

      – Не боитесь потяжелеть, граф?

      – Гей, человек, подай мой херес, – сказал Балашов, не отвечая.

      Штатский тоже спросил у офицера, будет ли он пить, и, умильно глядя на него, просил его выбрать. <…>

      Твердые шаги послышались в зале, вошел молодчина-ротмистр242 и ударил по плечу Балашова. <…> Вошедший точно так же сухо отнесся к штатскому и офицерику, как и Балашов. <…>

      Ротмистр громко, почти не стесняясь, сказал:

      – Эта гадина как мне надоела. И мальчишка жалок мне.

      [Р27 (конец зимы 1874), верхний слой – правка копии, снятой с некоей промежуточной рукописи (которая развивала версию Р1). Л. 23–24, 25]

      [В]ошел молоденький, хорошенький офицерик с слабым тонким лицом, недавно поступивший из Пажеского корпуса в их полк, и пухлый, старый офицер <гвардейский>243, всегда сопутствующий молодому офицеру, с браслетом на руке. Вронский взглянул на них <и отвернулся>, нахмурился и, как будто не видав их, косясь на книгу, стал есть и читать одновременно. <Он не любил ни того, ни другого, ни их отношений.> <…>

      В комнату вошел уже немолодой, высокий и статный Ротмистр князь Яшвин. <…>

      <Яшвин так же сухо отнесся к Брянскому

240

Ср. с намеком на Числову в рукописи 27 (в той же сцене в офицерской столовой, где фигурирует пара офицеров). См. также ил. 2 в Приложении.

241

Прообраз Вронского.

242

Чуть ниже в этой рукописи ротмистр назван фамилией Грабе.

243

Не исключено, что С. А. Толстая, снимавшая эту копию с непосредственно предшествующей рукописи (вероятно, несохранившейся), в этом месте ошибочно написана «гвардейский» вместо фамилии «Брянский», а автор в ходе новой правки, зачеркнув не вполне логично звучащее определение (все офицеры на красносельских маневрах – гвардейцы), уже не стал вписывать имени. Ниже в тексте копии старший офицер дважды назван, как нечто само собой разумеющееся, Брянским, и в обоих случаях авторская правка заменяет фамилию наименованием «пухлый офицер». В ОТ Брянским назван знакомый Вронского, к которому тот едет накануне скачек уже после свидания с Анной, чтобы как можно скорее отдать деньги за лошадей, – безотлагательность, объяснимая разве что перестраховкой на случай своей гибели в заезде (172/2:20; 184–185/2:24).