Ведьма княгини. Симона Вилар

и неприязнь. От огорчения она не сообразила, что ругает-то ее как раз та, кто служить ей обязана. Поэтому, так ничего и не ответив, Малфутка поспешила прочь, почти перебежала широкий двор, поднялась по ступеням крыльца, легкой тенью кинулась по переходам к своему терему и остановилась, только захлопнув за собой тяжелую дверь.

      Липиха же еще какое-то время лютовала, даже треснула одного из сторожей по затылку, чтобы облегчить душу. А потом задумалась.

      – Чего же она толклась тут в потемках?

      – Да она все время где-то таится в переходах, ведьма древлянская, – потирая ушибленный затылок, проворчал сторож. – Людей сторонится, с кошкой своей все возится, словно эта тварь бессловесная ей ближе простого люда.

      Липиха согласно кивнула своим богатым повоем[22], поправила покрывавшую его цветную шаль, но потом все же повелела, чтобы завтра же овинные работники подлатали крышу. Самой себе не хотела признаваться, что сразу поверила древлянке.

      Малфутку в темных переходах встретила старенькая горбунья приживалка.

      – Матушка-сударышка наша явилась, лапушка наша чернокосая. А мы-то уже обыскались, – лопотала старушка дребезжащим голосом. – Трапезничать изволите идти? Кашка-то на столе горячая и духовитая, молочком и медом приправленная. Небось ты в лесах диких древлянских такой и не едала.

      Каша действительно оказалась вкусной, однако есть почему-то не хотелось. Вот и водила ложкой по миске, сама не столько ела, сколько окидывая взглядом свою богатую горницу. Красиво тут, свод над головой узорами из переплетающихся трав и цветов расписан, широкие половицы выскоблены добела, лавки покрыты ткаными яркими ковриками, сундуки крест-накрест обиты медными полосами, красиво поблескивающими при свете высоких свечей в литых шандалах. Думала ли когда-либо древлянка Малфутка, что в такой роскоши ей жить придется? Но все равно не было ей тут счастья. Одинока она и заброшена… даже милым любимым соколом своим оставлена. Вон он опять подарки ей прислал из Киева: медовых пряников отправил, рулоны заморской парчи, ларчик с притираниями ароматными. Но что ей все его дары, когда сам не спешит?

      Малфутка отодвинула расписную миску и кивнула приживалкам-служанкам, мол, доедайте. Те так и кинулись, толклись в углу возле горшка, стучали ложками, чавкали.

      – А вы молочко домовому у порога поставили? – спрашивала у них Малфутка. Те кивали, не переставая есть. – А кикиморе моток пряжи в подпол кинули, чтобы не скучала?

      Опять кивают. Уже привыкли, что боярыня о каждом домашнем духе печется более, чем о себе самой. Вон сказала, чтобы уходили, оставили ее: не хотела сегодня сказок их слушать, косы сама взялась расчесать на ночь.

      Ее широкое ложе было мягким и… холодным. Она металась по пышным подушкам, сбрасывала меховые покрывала. Душно. Дождь идет за окошком, шуршит по вставленным в частый переплет стеклышкам. И грустно так… И Свенельда все нет.

22

Повой (повойник) – женский головной убор в виде шапочки, которая возвышается надо лбом и сзади затягивается на завязки.