Что другие думают во мне. Йоав Блум

рассказов и поняла, чем она занимается.

      – Ты спрашивала ее?

      – В лоб – нет. Она, конечно, не признавалась ни в чем.

      – То есть ты не уверена.

      Мерав посмотрела на меня даже не раздраженно, а просто озадаченно:

      – А ты из этих, да? Если я тебе говорю, что она была шпионкой, то она была шпионкой. Если уж на то пошло, удивительно, что половина из нас не работает на спецслужбы.

      – Это бы весь смысл убило, если бы все разведчики читали мысли. Мы бы не могли читать друг друга.

      Озорная улыбка пробежала по ее лицу, но потом она снова стала серьезной.

      – Мы нашли ее с ножевыми ранениями под мостом. В официальном полицейском отчете написали, что это ограбление, просто ограбление. У нее забрали кошелек, потом его нашли выброшенным в двух кварталах от места преступления, без денег. Но я уверена, что это не было ограбление, и я уверена, что британская разведка тоже не верит в ограбление.

      Я осторожно пробормотал:

      – А может, это и в самом деле было ограбление?

      – Ее ударили ножом сзади.

      – Не всегда грабители подходят спереди и представляются.

      – Она же мысли читает, ну! – вздохнула Мерав, словно пытаясь объяснить пятилетнему ребенку основы теории относительности. – Ты думаешь, она бы не почувствовала, что кто-то приближается сзади? Она бы услышала его метров за десять. Почему же этого не произошло? Ты, кстати, тоже не услышал девушку, которая напала на тебя.

      – Да, – сказал я. – Насчет меня правда.

      – И на том спасибо, – сказала Мерав. – Ланса убили примерно два с половиной месяца назад, вскоре после того, как тебя дампинговали. Эрику – еще через две недели. А через неделю после нее – и третьего. Авруми.

      Она вытащила свой телефон и подала мне.

      – Что это? – спросил я.

      – Фотографии, – ответила она. – Из полицейского дела.

      На экране я увидел маленькую захламленную комнату, сфотографированную с нескольких ракурсов. Не более восьми квадратных метров, старая и облупленная, с большими глухими промышленными окнами и голыми стенами. Я листал фотографию за фотографией, двигаясь вместе со взглядом полицейского фотографа, пока на одной из них не показались в уголке голые ступни на полу. На следующей фотографии уже было тело целиком.

      Оно лежало на полу рядом с кроватью, как бы прислоненное к ней, на боку, одной небритой щекой в небольшой луже рвоты. Колени прижаты к животу, а руки вытянуты вперед, словно умирающий пытался ухватиться за что-то в этом мире, покидая его. Пересохшие глаза были широко раскрыты.

      – Это он? – спросил я.

      Она снова кивнула.

      – Чем он занимается, то есть занимался? – спросил я, не в силах отвести глаза от экрана.

      – Авруми… Авруми занимался торговлей. Акции, опционы, всякие ценные бумаги, финансовые штуки, в которых я ничего не понимаю, – сказала Мерав. – Между нами говоря, я не уверена, что он сам понимал.

      – Где он работал?

      – У него был маленький