Аргидава. Марианна Гончарова

подойдут зрелые женщины, приползут умилительные младенцы и, опираясь на палочку, приковыляют любопытные бабушки. Со следами былой красоты. Потому что природа лепит внешность изнутри. А разве женщина с именем Мария может быть недоброй, завистливой или ехидной? То есть – не красивой?.. Так что давай, крикни. Прибегут, прискачут, притопают. Ну а если не прибегут, не придут, не приползут и не приковыляют, то отовсюду вы просто услышите:

      – Га?!

      И все они будут Машеньки, Маруси, Марии Ивановны, Манечки и Марички.

      И вот когда однажды родилась девочка, папа пришел встречать ее в роддом, взял кулек с репочкой в чепце из рук нянечки и говорит:

      – Привет, Маша!

      Репочка в кульке нахмурилась, сморщилась и чихнула.

      Все хором, папа, мама, бабушка и дедушка, рявкнули:

      – Будь здорова, Маша!

      А нянечка:

      – А почему Маша?

      И Машин папа ей:

      – А кто? – насторожился так. – Стоп, стоп! Это вообще точно девочка? – поинтересовался и с подозрением заглянул кульку в личико. Потом на маму глянул сурово, а потом уже на нянечку зыркнул.

      – Девочка-девочка! – хором успокоили его мама и нянечка. Папа очень хотел дочь.

      – Ну значит, Маша, – сразу успокоился папа и разулыбался. – Мария Олеговна, значит.

      Нянечка обиженно протянула:

      – Н-ну, не знаю, не знаю… А как-нибудь оригинально, например Света? Не хотите назвать? – и засмущалась сразу.

      Машкин отец сунул ей коробку конфет и говорит:

      – Света? Спасибо вам, конечно, Света! Но у нас, знаете ли, Маша. Нам нравится.

      – Ну ладно, – разрешила нянечка. – Пускай Маша. Была бы здоровая.

      – И умная! – добавил папа, с обожанием любуясь розовой репкой в кульке.

      – И талантливая! – вступила мама.

      – И чтобы любопытная! – Как фея из сказки про Спящую красавицу, нянечка Света махнула вслед кульку букетом цветов будто волшебной палочкой. Репка из-под кружевного треугольника с интересом повела глазами за хризантемами, что волшебно рассыпали вокруг невесомые, нежные свои осенние лепестки. И те затанцевали, закружили: фрррр!..

Из блокнота

      Настоящий маститый писатель N., задумав книжку о тайнах старинной крепости, как бы сделал? Зачесал бы шевелюру длинную седоватую назад снопом и в косичку, открыл бы вдохновенный лоб высокий белый, стал бы ходить по разным ведомствам и, широко открывая дверь ногой, с порога важно говорить:

      – Я известный писатель, я лауреат N., пишу книгу о крепости вашего ничтожного маленького провинциального городка, в котором даже нормального ресторана нет. Но ничего, ничего, вот когда мы с вами издадим книгу…

      Он не экономит на движениях и громкости, его становится много в небольшом кабинете, что важно, он бесцеремонно садится без приглашения поудобней и давай описывать, как благодаря его будущей книге расцветет туристический бизнес в городе А., на окраине которого стоит известная цитадель. И не простой книге, а на мелованной бумаге. Конечно, она будет дорогая, уверенно заявляет N., и сердцу каждого, и по деньгам, но ведь это будет книга на века. Она будет переиздаваться, вы будете дарить ее самым именитым гостям.

      – Короче, вижу, вы все поняли. – И ладонью о полированный стол, прихлопнув ожидаемые робкие возражения: – Деньги вперед, а то упустите возможность.

      И вот что я вам скажу: дадут.

      Потому что я читала Ильфа и Петрова и, увы, знаю писателя N.

      Исполненный горячей любви к себе и кипящей неутомимой злобой к другим, невероятной пробивной силой и – что очень важно – фантастической работоспособностью, он обладает завидным умением – за ночь, продержавшись на кофе, коньяке и сигаретах, состряпать добротную главу. А то и две, если ночь летняя и теплая. И за два месяца – книгу. А уж рассказывать о тех, с кем на дружеской ноге, и хвастать про тридцать пять тысяч одних курьеров – так это он просто мастер, артист-виртуоз.

      Словом, хоть прием и давно известный, описанный в литературе, но по-прежнему действует наверняка. Вот как надо начинать работу! С уверенностью в завтрашнем дне и послезавтрашнем тоже.

      А я, увы, трус и слабак. Нерешительный, неуверенный в себе. Все время думаю: да куда мне! И крепость эту обхаживаю со всех сторон, пожалуй, десятки лет уже. С детства. То пытаюсь взять ее штурмом, несусь сломя голову, безоружная, наивная, разину рот от восхищения, готовая узнать, познать, открыть, мол, поделись, умоляю, я же вреда не причиню. А она не сдается. Молчит и не отвечает. То годами веду осаду: шатаюсь вокруг, разговариваю с археологами, с реставраторами, пристаю к научным работникам, гуляю неподалеку, сижу у реки, опершись спиной о крепостную стену. Трогаю камни, глажу, всматриваюсь, мысленно спрашиваю. А она, неприступная, вообще как будто и внимания на меня не обращает, не откликается, высокомерная, холодная, безмолвная. То зайду с главного входа через большой деревянный вечный мост, то со стороны Днестра, добравшись моторной лодкой с помощью друзей. То отдаю мзду