Чертово. Павел Алексеев

произнес мужчина, уважительно раскинув руки.

      – О, Борис Борисыч! – в ответ засиял Мирон и обнял товарища, который по виду был не старше его.

      – Рад, что ты пришел, – сказал Борис. – Надолго в Москве?

      – Завтра улетаю, – произнес Мирон и заинтересованно посмотрел на высокий потолок, разрисованный фресками под картины Микеланджело. – Почти как в Сикстинской капелле. Три месяца назад этого здесь не было. Ремонт сделали?

      – Смеешься? Тоже мне ремонт. Пригласили дарование из Питера, он и разукрасил потолок. Музей сносить пора!

      – Ты хоть знаешь, что это за здание? – со злобой в голосе, но добротой в глазах спросил Мирон. – Снести, говорит. Здесь полстраны снести нужно, а старину оставить. Эх, Борис Борисыч, ничего святого в тебе не осталось. Ну, а ты как? Чем живешь?

      – Да все тем же, как видишь. Пока есть такие, как ты, будут и покупатели. Музей, можно сказать, на этом и держится. Мы государству не нужны. Спасибо тебе, Мирон!

      – Мне-то за что? – удивленно спросил Мирон. – Это тебе спасибо! Я мелкий человек в вашей хитроумной системе. – Борис улыбнулся и было раскрыл рот, чтобы вставить слово, но Мирон опередил его: – Кстати, не думали обновить коллекцию? Смотрю, на вашем сайте все то же из месяца в месяц.

      – Ну, – задумался Борис. – Что не продаем, то оставляем. Но, сам понимаешь, не на каждый клад найдется свой документ. А приезжих нам всегда есть чем удивить.

      – Много сегодня под молоток пойдет?

      – Пять вещей, – с восхищением на худощавом лице произнес Борис. – Твой подсвечник последним лотом будет.

      – Нуу… опять.

      – Да ты не переживай, мы оставили его напоследок… он самый интересный. Остальные вещи… – Борис скривил рот и добавил: – Э-э-э… Лучше расскажи, где ты все это находишь?

      – Ох, Борис Борисыч, тебе расскажи, сам конкуренцию мне составишь!

      – Я бы и не прочь, но, боюсь, отец не одобрит.

      – Бабу еще не нашел? – сменил тему Мирон. Борис смущенно увел взгляд. – Нашел? – заискрился в улыбке. – Ну, самец! Я знал, что девственником не помрешь!

      Борис изменился в лице, глаза погрустнели, он выдавил:

      – Слышал, Леся от тебя ушла…

      – Пойдем, – перебил его Мирон. – Сейчас начнется!

      Они прошли в просторный светлый зал и расположились на последнем ряду. Шум, царивший минутами ранее, плавно перетек в суетливое шушуканье, а после и совсем прекратился.

      К трибуне вышла молодая девушка в серых брюках и такого же цвета жилетке, из-под которой выглядывала тщательно выглаженная рубашка. Волосы заплетены в косу, огибавшую плечо и золотистым ручейком спускавшуюся к груди. Мирон завороженно посмотрел на стройную ведущую и переглянулся с Борисом.