Волчица и Охотник. Ава Райд

и его шаубе чуть съезжает с плеч, когда он отстраняется. Его лицо сияет в свете костра, словно кусочек янтаря, сорванный с чёрной сосны. Думаю, я стала жертвой жестокой шутки какого-нибудь бога-трикстера, проклятая им на такие мысли: я продолжаю думать, что в отсветах пламени его кожа блестит как полированная бронза, или о том, как напрягается его челюсть, когда мои насмешки попадают в цель. Приказываю себе перестать замечать всё это.

      Музыка ненадолго стихает, и один из голосов звучит громче остальных:

      – А где Койетан?

      – Наверное, прячется у себя в шатре, – отвечает Доротъя. Её хрупкая фигурка прорезает толпу. – Кто-нибудь, сходите за ним?

      – Я пойду, – предлагает Гашпар, выступив вперёд немного чересчур ретиво. Очевидно, он отчаянно хочет оставить наш разговор. – Я должен сказать ему, что мне так и не удалось выследить чудовище.

      Он смущённо опускает голову, и я чувствую укол вины, сожалея о своей раздражительности и о том, как подкалывала его. Он мог бы в самом деле выследить чудовище, если бы я не смеялась над его охотой и не приставала к нему со своими историями.

      Гашпар не зовёт меня с собой, но я не желаю оставаться наедине с этими патрифидами, поэтому всё равно иду за ним. Их глаза, отражающие свет костра, яркие, как тлеющие в темноте угли, и их взгляды следуют за мной до самой границы света и тепла. Прикасаюсь к косе в правом кармане, потом к монете в левом – единственное утешение, мой маленький ритуал.

      – Какой староста бросает своих людей в такой тревоге? – тихо говорит Гашпар, пока мы идём к шатру Койетана. – Он хотя бы мог показаться перед лицом такого несчастья.

      – Может, он вообще не хочет быть старостой. Койетан кажется ужасно молодым для поста старосты, пусть даже в такой маленькой деревне.

      – Но он – их лидер, – возражает Гашпар. – И потому должен действовать с честью.

      Закатываю глаза на эту простую патрифидскую истину: хорошее и плохое, и непреодолимая пропасть между ними. Не отрицаю, есть в этой простоте и прямоте что-то привлекательное. Если б только в глазах патрифида не было так сложно быть хорошим, и так легко – плохим.

      Гашпар поднимает полог шатра, и мы оба проходим внутрь. Очаг Койетана молчит, и его постель холодна. Гашпар шепчет, вызывая к жизни небольшой огонёк, а я подхожу к деревянному столу, где рядом стоит ведро с водой и жестяная кружка. Ведро почти полное, но вид у него странный – жидкость кажется гуще, чем должна быть вода.

      Когда я наклоняюсь, чтобы осмотреть воду, стол пошатывается. Хмурюсь и смотрю вниз. В земляном полу шатра Койетана виднеется маленькая дыра, куда и угодила одна из ножек стола.

      – Что ты делаешь? – требовательно спрашивает Гашпар. – Не ройся в чужих вещах, будто обыкновенный вор.

      Игнорирую его замечание. Дыра маленькая, чёрная, как колодец. Просовываю руку внутрь до запястья, шевелю пальцами, пока они наконец не зацепляются за что-то. Когда я вытягиваю это «что-то» – мои вены словно обращаются в лёд.

      Отбросив свои принципы, Гашпар заглядывает мне через плечо.

      – Что