Коко. Питер Страуб

руками его голову.

      – Вот так, хорошо. – Одна ее рука оторвалась от его головы и вновь отыскала его член. – Все еще стоячок? Какой хороший Тина.

      Наконец она позволила ему поднять голову. Из-под ее груди вниз по ребрам сбегала тонкая струйка крови.

      – А сейчас маленькая Драк снова пойдет в церковь.

      Пумо рассмеялся и вновь откинулся на подушку. «Интересно, – подумал он, – слышали ли Винь или Хелен ее крики?» – и решил, что, скорее всего, нет: его квартира находилась двумя этажами выше.

      После какого-то показавшегося бесконечно долгим горячечного исступления оргазм Пумо выстрелил петляющими лентами семени на ее щеки, брови, в воздух. Она застонала и, упав на него, прижалась к его телу так, что его руки оказались зажаты под ее ногами, и поразила его тем, что принялась обеими руками втирать сперму себе в лицо.

      – Никогда так не кончал с тех пор, как мне было лет двадцать, – признался он. – Но знаешь, моим рукам почти больно.

      – Бедный мальчик, – она погладила его по щеке.

      – Нет, правда, буду несказанно тебе признателен, если слезешь с моих рук.

      Победно взглянув на Пумо, она вдруг крепко ударила его в висок.

      Пумо дернулся, пытаясь подняться, но Дракула снова нанесла удар. На секунду он почувствовал, что не в состоянии пошевелиться. Она оскалилась в ухмылке, зубы и глаза ее сверкнули в темноте, и вновь ее кулак влепился ему в висок.

      Он попытался позвать на помощь, но получил еще один удар.

      – Убивают! – завопил он.

      Его никто не слышал.

      Незадолго до двадцатого по счету удара по вискам зрение Пумо вдруг прояснилось и он увидел, что Дракула, крепко сжав губы с размазанной помадой, безразлично смотрит на него.

2

      Пумо очнулся в той же темноте, не понимая, насколько позже. Губы его пульсировали и распухли каждая, казалось, до размеров бифштекса. Во рту ощущался привкус крови. От боли ломило все тело: с равной силой ее источали два центра – голова и пах. Внезапно запаниковав, он протянул руку к пенису – и нашел его неповрежденным. Пумо открыл глаза и, подняв руки, поднес их к лицу – они были темны от крови.

      Он оторвал голову от подушки взглянуть вниз, на свое тело, и острая, обжигающая боль пронзила голову от виска до виска. Он упал обратно, заполошно дыша. Переведя дух, Пумо поднял голову на этот раз более осторожно: он лежал голый на влажных простынях. В этот миг он почувствовал, что продрог до костей. То вспыхивая, то угасая, тонкая раскаленная нить боли пронизывала голову точно посередине. Теперь губы напоминали ему два шершавых красных кирпича.

      Влажными пальцами он коснулся лица и прикинул, как бы ему подняться с кровати. Затем согнул правую руку, чтобы взглянуть на время – часов на запястье не было.

      Он повернул голову. С прикроватной тумбочки исчезло радио с цифровыми часами.

      Пумо сполз с кровати, нащупав опору сначала одной ногой, затем опустившись на пол обоими коленями и прижимаясь грудью к краю кровати. В этот момент он проглотил комок горькой рвоты. Когда ему удалось подняться на ноги, все вокруг поплыло, а в глазах потемнело. Он ухватился