Асьенда. Изабель Каньяс

моя тетя – ее ногти впились мне в руку, оставляя следы в виде полумесяцев. Щеки – слишком темные по ее мнению – залила краска. Она ясно дала понять, что думает о «наследии» моего папы. Его нельзя продолжать. «В ближайшее время будь полезной. – Елей ее голоса будто стекал у меня по затылку. – Может, тогда ты чего-то будешь достойна».

      Как бы я ни старалась избегать этого, голос тети Фернанды всегда был со мной, будто слабая вонь гнили, от которой никак не избавиться. Он эхом раздавался в голове каждый раз, стоило мне надеть шляпу и перчатки или взглянуть на себя в зеркало. Это из-за тети каждый раз, беря Родольфо за руку, маленькая, уязвленная часть меня хотела отпрянуть от него – ведь я этого не заслуживала. И вот я услышала отзвук ее голоса в своем, когда давала поручение Ане Луизе. От стыда у меня запершило в горле.

      С отъездом Родольфо я стала хозяйкой. Я ждала этого момента неделями, но теперь же, когда власть принадлежала мне и только мне, я понятия не имела, как ею распоряжаться.

      Я отвернулась от Аны Луизы и отправилась по темному, неприветливому проходу к палисаднику. Оказавшись там, я уперла руки в бока и, как генерал на поле битвы, окинула взглядом увядающих райских птиц, сорняки дикой агавы и поросшие травой цветочные клумбы у входной двери.

      Мне было страшно от того, как открыто Ана Луиза выражала свою неприязнь. Я еще неустойчиво стояла на ногах и сорвалась на ней. Не стоило так грубить… Я не стану укреплять за собой власть, как тетя Фернанда, – высокомерием и холодностью, иначе они посеют ненависть и боль, как это произошло со мной и большинством слуг тети.

      Но каким тогда образом мне утвердить положение хозяйки? Мне не повезло иметь прирожденную власть, как у Родольфо или как у других мужчин. Или как у Хуаны – дочери землевладельца и креола. Мне предстояло найти собственный путь. Так или иначе, я должна была сделать это до приезда мамы.

      Если, разумеется, она все же ответит на письма, в которых я умоляла ее приехать. Мне оставалось лишь надеяться, что мама вынесет присутствие Родольфо.

      Я отбросила эти мысли прочь и, натянув на руки кожаные перчатки, принялась за клумбы. Я яростно вырывала сорняки, оставляя за собой кучки мертвых цветов. Не учитывая перерыва на обед и небольшую сиесту в тени дома, я продолжала свое занятие, пока сад не настигли сумерки.

      – Что, бога ради, вы делаете? – Я подпрыгнула.

      Надо мной стояла Хуана. Сощурившись, она осматривала следы пота и грязи на моей шляпе и платье. От солнца ее щеки приобрели розовый оттенок, на ткани у горла и под мышками виднелись пятна пота.

      – Мой брат сказал бы, что для этого у нас есть слуги, донья Солорсано, – процедила Хуана.

      Я вытянула руки из грязи и отряхнула перчатки. Хуана насмехалась надо мной? Я не видела выражения ее лица, пока вставала и отряхивала юбки. После нашего совместного ужина мне стало понятно, что Хуана ни во что не ставит мнение Родольфо. Так же, как и он – ее. К тому же она не считала нужным ухаживать за садами, в отличие от агавы. Но почему?..

      – А